Много лет спустя Шуша придет к выводу, что это были самые несчастные дни всей его жизни. Приходя из школы, он доставал из сумки ее коньки, которые, конечно, не собирался отдавать Сашке, и долго смотрел на них. На третий день внезапно почувствовал, как его переполняет какая-то до сих пор не изведанная энергия. Не задумываясь, набрал Аллин телефон и заговорил веселым голосом:

– Алла, привет! Что случилось? Говорят, ты не хочешь меня видеть.

– Нет, нет, – растерянно проговорила Алла. – Ничего не случилось. Конечно, хочу видеть.

– Ну, давай я сейчас привезу тебе коньки.

– Конечно, привози.

Он помчался к метро. О коньках вспомнил, только позвонив в дверь ее квартиры на десятом этаже. Две вещи поразили его, когда он вошел. Во-первых, он никогда не видел таких квартир. Маленькая прихожая вела направо в крохотную кухню. Это была даже не кухня, а что-то вроде стенного шкафа, в который втиснули плиту с двумя конфорками и маленькую раковину. Второй объект, поразивший Шушу, когда он вошел в гигантскую комнату слева, был сидящий на стуле Сашка, который, увидев Шушу, поразился еще больше. Наступила долгая пауза.

– Так, – произнес наконец Сашка, обращаясь к Шуше. – И как же тебе это удалось?

– Я позвонил и спросил, что случилось, – ответил честный Шуша.

– А тебе все равно, – Сашка повернулся к Ал- ле, – что он про тебя говорит и что рисует?

– Шуша мне все объяснил, – быстро соврала Алла. – Он этого не рисовал и не говорил.

– Так, значит, – произнес Сашка, продолжая сидеть. – Сговорились. Ну что же, не буду вам мешать.

После этого сидел еще полчаса, молча переводя взгляд с одного на другого, а потом встал и уехал.

В школе он больше не появился. В следующий раз Шуша его увидел ровно через десять лет. В дверь позвонили. Джей пошла открывать.

– Тебя какой-то человек спрашивает, – крикнула она Шуше.

Шуша вышел на слабо освещенную лестничную площадку. Там стоял оборванный мужик и что-то бормотал о пустых бутылках.

– Что вы хотите? – спросил Шуша.

– Бутылки, бутылки, – забормотал тот. – Нужны пустые бутылки.

Шуша пригляделся. Это был Сашка, но в каком ужасном виде!

– Зачем тебе бутылки? – спросил Шуша.

– Поройся, Шуша, поройся, в каждом доме есть пустые бутылки. Очень нужно!

– Да ты зайди. Я поищу.

– Нет, нет, зайти не могу. Ты поищи, я подожду.

Получив пять бутылок – одну с наклейкой “Ахашени красное полусладкое”, две от “Масла Кубанского салатного” и две из-под “Боржоми”, – Сашка рассказал, что работает на скорой помощи и у него есть жена и ребенок.

– Вы с Алкой меня так травмировали, – объяснил он, – что я стал алкоголиком.

После этого он приходил еще не раз, и Шуша, чувствуя себя виноватым, добросовестно собирал для него бутылки. Через несколько месяцев Сашка исчез навсегда.

По своим последствиям наплыв иностранцев во время Московского фестиваля молодежи и студентов 1957 года можно сравнить только с высадкой английских пуритан на скалу Плимут в Бостонском заливе в 1620-м. В Москве появились фарцовщики в джинсах, немытые бородатые философы, абстракционисты с фломастерами и горящими глазами, сильно пьющие джазовые саксофонисты, голодные подпольные поэты и тому подобные невиданные существа. Алла была в самом центре этой цивилизации, потому что ее старшая сестра Нинка как раз бросила своего фарцовщика и на короткое время вышла замуж за абстракциониста.

Квартира, где жила Алла с мамой, представляла собой огромную комнату-студию, больше ста квадратных метров. В этот вечер она была до отказа заполнена странно одетыми людьми. Стены были украшены живописью Нинкиного абстракциониста. У стены на коврике сидел бородатый босой человек с африканским барабаном, который, как впоследствии обнаружилось, он выменял у гостя из Ганы, отдав тому пионерский горн. Раскачиваясь, он бил в этот барабан и произносил монолог, в котором попадались слова “дзен-буддизм” и “Лао-Цзы”. Всё вместе: босые ноги, борода, барабанный бой, шаманские интонации, незнакомые слова – произвели на всех присутствующих, включая Шушу, гипнотическое впечатление. Когда бородач замолк, наступила тишина, которую нарушил худой, лысый, в обтерханной одежде молодой человек, сидевший в углу. Он негромко, но так, чтобы слышали все, произнес:

– Все это можно прочесть в третьем зале Ленинской библиотеки… – и после точно выдержанной паузы добавил, чуть скривив губы: —…правда, без барабанного боя.

После этого встал, повернулся к сидящему рядом с ним юноше и сказал:

– Пошли отсюда.

Оба встали и, переступая через сидящие и лежащие тела, стали пробираться к выходу.

Эффект от этой реплики и драматического ухода был, пожалуй, даже сильней, чем от монолога. По режиссерскому мастерству эпизод был близок к лучшим сценам из романов Достоевского. Как потом выяснилось, любимого писателя этого лысого.

– Мы должны ходить в кафе “Артистическое”, – объявила Алла через несколько дней. – Нинка сказала, что там собираются интересные люди. Там даже бывает Сеньор.

– Кто это?

– Лысый, помнишь?

Ни в каких кафе Шуша до этого не бывал, и что там делают, не знал. Алла к этому времени стала его главным учителем жизни, от нее он узнал магические слова “сексапильный” и “Фрейд” и поэтому безропотно согласился. Они пришли в кафе. Красавица Нинка сидела в окружении друзей. Небрежно помахав им рукой, за свой столик тем не менее не пригласила. Они сели в стороне и заказали “крем-кофе”, как тогда называли эспрессо. Шуша нервно теребил в кармане деньги. Через какое-то время появился небритый Сеньор в сопровождении подростка-мулата. Они присоединились к Нинкиной компании.

Вид у Шуши с Аллой был несколько испуганный и растерянный. Через какое-то время Нинка сжалилась и дала знак, чтобы они пересели к ним. Они взяли свои чашки и пошли к маленькому столику у окна, там собралось уже человек пятнадцать. Кое- как вдвинув свои стулья, сели. Сеньору это явно не понравилось.

– Пошли отсюда, – мрачно сказал он мулату, – тут слишком тесно.

Похоже, что эффектный уход был его излюбленным приемом.

Алла была не из тех, кто привык сдаваться без боя, и они продолжали мужественно ходить в “Артистическое” после школы и пить там противный горький кофе. Однажды, месяца через три, сидели за столиком в середине зала, а компания Сеньора, как всегда, у окна, и Сеньор вдруг обратился к кому-то через весь зал:

– Идите к нам, чего вы там одни.

Шуша с Аллой стали оглядываться: к кому это он обращается?

– Сюда, сюда, – продолжал Сеньор, уже явно им.

Они пересели за их столик, потом Сеньор сказал свое “пошли отсюда”, и они вышли вместе на улицу. Ходили три часа, и все это время Сеньор не умолкал. Их потом многие спрашивали: “Что же он вам говорил? Постарайтесь вспомнить!” Единственное, что осталось у Шуши в памяти, была фраза: “Самый главный талант – это не способность писать стихи или картины, это талант быть человеком. Мало кому удается”.