Грузовик летел вниз по крутому склону а тут сбоку — еще дорога, и обе сходятся в одну… И вдруг из лесу птичьи крики раздались: мол, там, на встречнике, люди в кустах, перекликаются нашими голосами, берегитесь, де! Но уже раздался первый выстрел! Грузовичок с разгону выехал на ровное место и… встал: из него на ходу еще выскочил Драган и стал дугою палить в кусты, а после откатился за колеса. Ваня тут вспомнил предсказание Горданы и, свесив из-за борта голову, с беспокойством поглядел на шофера: но с ним все вроде было в порядке. А с кабины Явор жарит из пулемета очередями… кажись, по яворам! Ваня, глядя в дырку борта, людей в лесу не замечал, хоть стреляли оттуда так, что головы не поднять. А из соседней бойницы целился куда-то Деша. Шишок же, оскалясь, вытолкнул в следующую бойницу свою левую руку да нет, не шуица то была: снайперская винтовка — в точности такая, как у Деши, даже оптический прицел в наличии! Ваня оглянулся: Златыгорка прикрыла могучим телом Яну, а Гордана — вот ведь! — навалилась на «ангела», верно, все думала, что пули ее не возьмут — то ж не «томагавки»! Корова Росица старалась сжаться в белую моль, правда, безуспешно.

Но тут Явор упал на дно кузова — из плеча кровища хлещет! Ваня, путаясь в коровьих ногах, бросился к нему, на ходу пытаясь открыть вещмешок, чтоб достать бинты, но Явор заорал: стреляй, де, вишь, орудие простаивает! Ваня, поднявшись в рост, нажал на гашетку пулемета — вышло ведь! Только получил в грудь так, что отлетел. Тут домовик подбежал, показал, как надо стрелять. Ваня оттолкнул его и сам стал бабахать: куда уж летели пули — неизвестно, хорошо, что не в свой кузов!

А Шишок вдруг выпрыгнул из машины, ружье кверху поднял и заорал:

— За Родину! За Сталина! — а после: — За Родину! За Пушкина! — и понесся куда-то в заросли. Деша с Драганом — за ним!

И вдруг — все стихло: и сразу слышно стало, как жаворонок с соловейкой выкликают из кустов свои птичьи поздравленья, дескать, тут люди полегли, а другие по винограднику вниз побегли …

Но вдруг еще пара выстрелов раздалась: оставшиеся в кузове вздрогнули. Ваня со Златыгоркой спрыгнули на землю поглядеть, что там в кустах случилось…

Но уж вертались сербы с домовиком, под завязку нагруженные трофейным шиптарским оружием. Сложили гранатометы с автоматами у коровьих копыт, задний борт закрыли — и Деша велел Драгану ехать потише, чтоб вконец не растрясти раненого Явора.

Жаворонок сидел на длинном стволе шиптарского гранатомета. А соловей слетел на дно кузова, куда капала кровь из раны скорчившегося подле коровьей морды Явора, и принялся, запрокидывая головку, пить эти капли: опохмеляться, что ль после попойки в «Гранд-отеле»?! Златыгорка подняла соловейку, на плечо себе посадила и прочирикала: дескать, теперь Явор — твой побратим ведь! А соловушка вздохнул: жаль, де, только он об этом не знает! Ваня ждал: а вдруг Явор случайно коснется губами коровьего рта… Но — увы, боец переменил положение: и морда Росицы оказалась в стороне.

Ваня Житный принялся, заговаривая кровь-руду, перевязку делать: «На реке Яне, на острове Буяне стоит стол дубовый. За этим столом сидят тридцать три девицы, все они сестрицы. Они шьют-пошивают, кровавые раны зашивают. Ты, ворон, не крякни, кровь у Явора не капни». Посестрима, превратившись в сестру милосердия, помогала мальчику. Яна Божич, услыхав свое имя, перелезла через коровий хребет и, усевшись на ящик, стала отирать пот со лба раненого.

Деша говорил, что им, де, еще повезло: гранатометчик OAK промахнулся и с ходу, с первого выстрела, не попал в грузовик — а то бы не сдобровать им…

— Эх, «бэтээров» у нас нет! — вздыхал серб.

Дальше без всяких приключений добрались до села Леджана, состоявшего из двухэтажных, большей частью, домов, в основном пустующих.

Из ближайшего дома выбежали солдаты, помогли перенести раненого, после добытое оружие да ящики с патронами стали выгружать и сообщили: Медведя-то, дескать, похоронили ведь, да… третьего дня еще… Пошли мы громить гнездо террористов в селе Резало, командир в дом заскочил, где они сгрудились, как почал стрелять — и тут в дом случайная мина саданула, и всех, кто там был, в клочки разнесло! Дескать, клочки те мы собрали и похоронили — вон и могилка, там, на поляне, и честной крест уж стоит…

Деша с Драганом свои защитные береты стащили с голов, а у Вани с Шишком беретов не было — так они просто головы повесили. Вот ведь — всю дорогу говорили об этом Медведе: и на тебе! Вот оно — занавешенное зеркало в номере «Гранд-отеля»! Хоть бы Явор оклемался: пуля где-то возле легкого ведь застряла!

Все покинули грузовик, корова одна осталась в кузове и жалобно мычала, дескать, спустите меня на землю.

Тут появился жирный мужик в пятнистой армейской форме, но в белом поварском колпаке, средняя пуговица камуфляжа отскочила, и из района пупка выглядывала застиранная майка. Шишок шепнул Ване: большинству фигур, де, подобает носить свои складки в складках тоги, а не обтягиваться одеждой, будь то даже военная форма — надо, мол, уметь прилично драпироваться.

А повар, потирая руки, говорил:

— Ну, где тут коровка? Мне уж передали, что вы говядину привезли, молодцы, ребята!

Вот те и на! Корова Росица Брегович повалилась на дно кузова, мечтая стать микробом. А Драган с Дешей стали неуверенно противоречить, дескать, Баня, это не наша корова-то, чужая…

— Ничего, ничего, — говорил Баня, заглядывая в кузов, — на войне — все общее. Помянуть ведь надо Медведя-то, сегодня как раз три дня, а у меня кроме фасоли — ничего! Раз вы никакой жратвы, окромя коровы, не привезли — будем варить говядину! Ну а ракии у меня на всех хватит! — подмигнул повар новоприбывшим.

Деша с Драганом пожали плечами и виновато посмотрели на попутчиков, дескать, что ж делать — придется стрелить корову-то, поминки — ничего не попишешь! И Шишок… неожиданно согласился, что ж — святое дело! Сейчас, де, мы ее сами выгрузим, а вы уж тут разбирайтесь, мол! Ваня Житный глаза выпучил: неужто до того возненавидел домовой демократку Росицу, что готов сдать на поминальную лапшу?!

А Шишок шепнул мимоходом Ване да Златыгорке с Горданой, дескать, живо в кузов! Мальчик без долгих разговоров перелез через борт, хотел бабам помочь — а они уж с другого борта ноги переметывают, Яну Божич за руки втаскивают.

Постень же мигом оказался в кабине, левую руку из рукава выпустил, в руль вцепился, на педали нажал — и грузовик «Застава» сорвался с места. Мальчик велел женщинам и корове лечь на всякий случай на дно. Выглянул…. Орали сербы-то, ругались почем зря, но стрелять не стреляли — ни в воздух, ни в колеса: берегли патроны для шиптар.

Грузовик мчался по жуткой дороге по направлению к Албании. Ваня пересел в кабину — чтоб с Шишком совет держать. Под зеркалом у водителя болтался деревянный крест на витой веревке. И на всех свободных от приборов жестяных поверхностях красовались поблекшие от времени девушки с переводных немецких картинок.

У женщины с выводком детей, идущих обочиной, спросили по-албански, где село Горня. Женщина указала и попросила подвезти, ей, дескать, в ту же сторону, но Шишок отбился от нежданных попутчиков, нас, де, могут обстрелять по дороге! Обстрелять и впрямь могли: вполне возможно террористам OAK грузовичок «Застава» с этими номерами уж все глаза выел.