— Тяжело тебе пришлось, хан Судибей… — Олег намеренно продолжил называть парня званием, на деле принадлежащим его отцу. И не грозившим даже в перспективе — все же не старший сын и даже не второй.

— Всем таково довелось, — отпил кумыса Судибей. — На кого ни глянь из пришедших со мной — история едина. Старые пни вросли в землю, не желают перемен, не желают двигаться, не желают верить! Всех и каждого шаманы пугали колдовством, грозили проклятием, запрещали уходить. Отважились лишь самые смелые. Те, кому нечего было собирать, кто просто садился в седло и скакал за белым волком. Нас снарядилось со всей степи всего полторы сотни, и токмо двенадцать имеют юрты и родичей. Прочие пришли лишь с мечами.

— Но ведь это неправильно, когда шаман владеет чужими стадами, чужими юртами, держит в рабстве чужих жен и детей…

— Отец верит трусливому лжецу.

— И ты с этим смирился?

— Со всех кочевий рода отец способен собрать больше сотни нукеров, в нашем же становище воинов не менее трех десятков. Мне с ними не управиться.

— Но с сего дня ты наш побратим, хан Судибей, — повысил голос ведун. — Поможем нашему брату пятью сотнями нукеров, Чабык?

— Правда? — Впервые за весь день в голосе степняка прозвучала неуверенность.

— Ты наш брат, мы твои братья. Мы должны помогать друг другу. С тобой готовы пойти все, но нужно ли? Мыслю, пять сотен справятся. Провести же через степь пять сотен куда проще, чем тридцать.

— Я проведу хоть пятьдесят! — горячо похвастался Судибей… но Олег пока не стал ловить его на слове.

* * *

Они выступили на рассвете. Кочевникам, уже почти полгода находящимся в походе, долго собираться не пришлось: саблю — на пояс, щит и лук — на круп коня, барашка со спутанными ногами — на холку заводного, и рысью вперед. Олег с Чабыком шли во главе, однако в команды хана Судибея не вмешивались. И правильно сделали. Степняк вывел их точно к броду через Урал — чужеземцам, естественно, неизвестному, — провел по оврагу, после чего поднял на рысь. Промчавшись так где-то два часа и оставив позади больше десяти верст, степняк перешел на походный аллюр, потом на медленный шаг, а когда через полтора часа лошади полностью восстановили дыхание — в небольшой ложбинке обнаружился ручей, из которого можно было поить остывших скакунов без особого опасения. Примерно три часа лошадям дали спокойно попастись, перекинули седла на заводных, после чего сотни снова поднялись в стремя. Два часа спокойного шага — чтобы у насытившихся скакунов не случилось колик, — потом снова два часа скачки рысью, час шагом — и в сумерках всадники остановились на берегу мелкой речушки.

По оценке Олега, за день войско одолело километров восемьдесят — совсем неплохо даже для хорошо отдохнувших лошадей. А они совсем не выглядели уставшими. Вот что значит отличное знание местности и удобных стоянок! Такой проводник кочевникам очень и очень пригодился бы. Если, конечно, далекие от родного кочевья места он знает хотя бы вполовину так же хорошо, как здешние.

Новый день — и еще один точно такой же стремительный бросок.

— Завтра будем на месте, — предупредил вечером ведуна и Чабыка степняк. — Ровно в полдень. Нукерам надобно оружие проверить, дабы завтра не суетиться.

— Я предупрежу, — согласился старый кочевник.

— Спасибо вам, братья, — кивнул ханский сын и ушел к стайке «своих»: воинов, что пришли в Каим вместе с ним.

Судибей оказался человеком слова — новым днем, когда солнце поднялось в зенит, он перевел отряд на шаг, оглянулся на Чабыка:

— Готовьте копья, мы приближаемся.

— Я не люблю крови, — сказал ему Олег. — Надеюсь, ты помнишь, что это твое родное кочевье.

— Я уже знаю про твою доброту, Приносящий добычу, — кивнул степняк. — Я тоже не желаю смерти отцу и братьям. Но сейчас… Кумсай, Темир и Шелис знают, где отец расставляет дозорных. Они пойдут вперед и освободят нам путь. Прошу тебя, хан волка, пройди с сотней вправо до тропы, по ней влево до слепого камня и дожидайся крика филина. По этому знаку поверни влево и остановись на краю кочевья. Ты, уважаемый Чабык, проведи две сотни вдоль ручья, пока не увидишь перекат. По крику филина поверни вправо. Сотню нужно отправить с Ельтаем, чтобы отогнали мои стада. Остальных воинов я проведу кругом.

— Филины-то днем не кричат, — напомнил Олег.

— Зато нас не запутает настоящий крик птицы, если условиться про кречета или сауйму. — Ханский сын немного выждал, глядя то в небо, то под копыта, решился: — Пора! Они уже успели.

Олег кивнул и, тронув пятками коня, обогнул пологий взгорок. За ним и вправду обнаружилась узкая глинистая тропка. Ведун потянул левый повод, ленивым шагом проехал до камня, на макушке которого была выемка с белым вкраплением — ни дать ни взять, бельмо на глазу. Олег остановился, вынул копье из седельной петли, оглянулся на длинную цепочку нукеров. Те один за другим последовали его примеру. Потянулось томительное ожидание. Наконец над залитой ослепительным светом степью низко и тоскливо ухнул филин. Середин послал скакуна вперед, промчался рысью две сотни шагов, вылетая на гребень взгорка, и осадил коня.

Кочевье устроилось в очень удобной долинке между холмиками: ветра сюда не задували, посторонний глаз не замечал, а ручей в полтора шага шириной сам приносил к людскому порогу сколько угодно чистой прохладной воды. Но сейчас, когда на гребнях этих взгорков со всех сторон внезапно выросло огромное количество всадников с тяжелыми боевыми копьями, степняки уже не считали свой дом столь уютным и безопасным. Там, внизу, между девятью юртами, накрытыми поверх войлочных кошм какими-то яркими разноцветными тканями, метались женщины, хватая детей и унося в хрупкие передвижные жилища. Можно подумать, эти строения из прутьев и реек способны защитить от какой-то опасности! Между привязями прыгали несколько псов, бестолково лая во все стороны, с кудахтаньем носились курицы, бегали мужчины, хватая все, что могло заменить оружие. Из-под пологов выскакивали нукеры с луками и пиками — но таких в селении было катастрофически мало. Шесть или семь годных хоть на что-то бойцов. А посреди всей этой суеты стояли три недавно остриженных барана и лениво посасывали воду из ручья. Явно отобранные на убой, сейчас они, словно живой укор людям разумным, ставили себя выше паники.

— Не бойся, отец! — выехал на два шага из строя конницы юный Судибей. — Я не собираюсь разорять детского гнезда. Я пришел лишь затем, чтобы забрать свое.

Дальнюю юрту обогнул, тяжело опираясь на посох, темный нескладный субъект в волчьей шкуре, опоясанный веревкой, с овальной костяной блямбой поверх черной тюбетейки на макушке. Он пригляделся, вытянув голову на тощей длинной шее, двумя руками приподнял посох и ударил им в землю:

— Ты видишь, хан, он привел чужаков на нашу землю! Он безумен, он одержим духами! Его нельзя отпускать.

— Не тебе, выжившей из ума крысе, говорить о безумии! — поднялся в стременах Судибей. — Он погубит твой род, отец. Если не хочешь гибели нашему племени, ты должен вырвать у него челюсть и отрезать язык! Бояться нужно не меня, бояться нужно его! Я же всего лишь заберу свое. Заберу стада, в которых пасется мой скот, заберу отары, в которых есть мои овцы, заберу своих детей и свое добро. Посему будь осмотрителен, отец. Не ошибись. У тебя не так много воинов, чтобы они умерли по наущению вороватого лжеца! Не мешай мне, отец, и тогда никто не погибнет. Я всего лишь забираю свое.