– У меня к тебе предложение.

О-ля-ля. Наконец-то.

Вероника не сомневалась, что услышит нечто подобное.

И всё же оказалась неготовой.

Абсолютно.

Бедное сердце глухо ударилось о ребра и скатилось к животу. Ника облизнула пересохшие губы, стараясь в панике не заистерить, и тихо спросила:

– Какое?

Она же должна была это спросить?

– Ника, я не люблю ходить вокруг да около. И нет у меня на это времени. Ты мне очень понравилась. Очень. Завела так, что при одном взгляде на тебя, у меня встает.

От его признания Ника поперхнулась. Нет, она сталкивалась с мужским хамством и слышала признания и похлеще, но… Все они были произнесены вальяжно, самоуверенно, нагло. Исходили в основном от одноклассников, а потом от парней на год-два постарше. И Ника всегда находила слова, чтобы поставить наглеца на место, да такие, чтобы он в будущем не смел подходить. Она иногда даже загадывала – если наглец не отступится, продолжит как-то оказывать ей знаки внимания, то, возможно, она и рассмотрит с ним перспективу дальнейших отношений. Зачастую за хамоватыми речами скрывалась неуверенность. Никто не делал вторую попытку.

С Беркутом всё воспринималось иначе. Говорил спокойно, равномерно, ни о какой неуверенности не могло быть и речи.

Невольно взгляд Ники метнулся к области ширинки брюк Беркутова. Бугорок внушительный. Неужели реально и сейчас у него стоит?

Господи, Ника, ты о чем думаешь…

Между тем, он продолжал:

– Я хочу тебя. Единственным препятствием, почему я тебя не разложил сначала в клубе, а потом ещё в парочке мест, является наличие твоей девственности.

Ещё одно шокирующее признание.

Разложил…

Мило.

– Я уважаю твоё решение хранить девственность. Похвально. Двадцать два года для девочки – это приличная дата. То, что я сказал ранее, можешь считать прелюдией. Теперь об основном. Рано или поздно с девственностью надо будет расставаться. И расставаться лучше с опытным мужчиной, способным оценить то, что ты ему предлагаешь. Я тебя не отпущу. Не пугайся и не делай такие круглые глаза – я имел в виду не ограничение свободы. Я хочу получить твоё тело. В полное своё распоряжение. Предлагаю стать моей любовницей. Все твои финансовые обязательства я беру на себя. Любая прихоть, любой каприз за мой счет. Естественно, в определенных пределах. Далее… Опять же возвращаясь к твоей девственности. Я готов подождать неделю. Максимум, дней десять, чтобы ты немного привыкла ко мне. К сожалению, сейчас я не могу вырваться из России и куда-то тебя отвезти. В будущем – пожалуйста.

Вероника слушала и не верила своим ушам. Как у него всё просто выходило!

Мать вашу! Как тут не выругаешься…

Я – такой князек, готов подождать аж целых десять дней! Свыкнись, милая. А потом ножки мне раздвинь, пожалуйста. Да и ещё отсоси. И в попу дай. По полной обслужи.

Ника, стиснув зубы, тихо прошептала:

– Вы же только что похоронили жену….

– Жену…

И снова непроглядная тьма, таящая в себе смертельную угрозу, промелькнула в его глазах, отчего Ника невольно поёжилась. Одно она точно уяснила наперед – про его бывшую супругу лучше молчать. Не её дело, что между ними произошло.

– И похороны будут только завтра…

Нике хотелось закричать – тем более! Что за сволочь сидела перед ней?

Тело жены ещё не остыло, а он готов залезть на другую женщину!

– А если я вас сейчас пошлю с этим предложением? Далеко и надолго?

И снова на мужском лице не дрогнул ни один мускул.

Зато Беркут лениво, играя мускулами под темной рубашкой, поднялся и направился к ней. Вот тут в пору было вставать и куда-то бежать. Только куда…

Он надвигался, как нечто непоколебимое, неразрушимое. Что невозможно повернуть, сдвинуть, избежать. Ника едва ли ни перестала дышать. Какого черта… Вот почему у неё столь странная реакция на данного мужчину…

Ответить она не успела.

Беркут остановился возле её кресла, одну руку положил на подлокотник, вторую протянул к её лицу, и взял за подбородок. Мужчина никуда не спешил. Он наслаждался своей властью, своей вседозволенностью.

Ника же чувствовала себя жертвой, загипнотизированной удавом. Ни пошевелиться, ни слова сказать. Даже взгляда не в состоянии отвезти от черных мужских глаз. Сердце зашлось в истошном молчаливом крике.

Она видела, как Беркут наклоняется. Как приближает своё лицо к её.

И ничего не могла сделать.

Возможно, в её ступоре виновата ночь. Она всегда сгущает краски. Напускает излишней суровости, предвзятости, непонятной мистики. Придает предметам угловатости и остроты. Ощущениям – тем более.

Губы Беркута сначала легко прикоснулись к губам Ники. Чуть-чуть. Точно бабочка села на цветок. Суховатые, безликие. В голове Ники даже успела мелькнуть мысль – пронесло. И тут же эта мысль растворилась в воздухе. Нет, её уничтожили. Ликвидировали.

Мгновение – и всё изменилось. Мужские губы обрушились на Нику, захватили её губы в плен. Они жадно поглотили их, то теребя, то лаская. Одно было точно – они не давали ни единого жалкого шанса на спасение.

То ли от кофе, то ли от постоянного нервного напряжение на протяжении двух суток, а то ли от чего-то ещё, голова у Ники закружилась. Туман ночи полностью завладел ей. Мелкая дрожь охватила тело. Поцелуй углублялся. Язык Беркута бесцеремонно раздвинул её губы и ворвался внутрь, чтобы и там оставить свой след. Ещё раз показать, кто хозяин положения, и что она теперь в его власти.

Поцелуй оборвался внезапно.

Егор прервал его и, тяжело дыша, сделал шаг назад.

– Да, неделька предстоит тяжелой… Одевайся, я отвезу тебя домой.

Ника растерянно моргнула.

То есть её согласия на его предложение и не требовалось?

Она дома.

Даже не верилось.

Разувшись, первым делом Вероника ринулась к журнальному столику, на котором оставила телефон. Включив его, она опустилась на диван.

Пропущенный от Лоры… Снова от Лоры… От Андрея… Неизвестный номер… И пошло чередование – Лора, Андрей.

Главное – не звонила мама. Значит, родители спокойны. Уже хорошо. Уже легче.

Ника откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза.

Всё позади.

Или… всё только начинается?

Всю дорогу она ждала подвоха от замолчавшего Беркутова. Вчера её тоже вроде бы как везли домой, а только оказалась она в логове хищника. Поэтому, когда увидела знакомый квартал, не сдержала вздоха облегчения. Чем заслужила ироничный взгляд Егора.