Точнее, с одним ребятёнком, потому что атлет в самом деле ничего не пил алкогольного...

— Вот вы напрасно, — говорил тот из них, который пил, — смеётесь над Ложко. Как говорится, художника легко обидеть... А он зато мужик настоящий был...

— Он что, умер? — спросил Доплер.

— Нет, но его инсульт разбил. Лежит бедняга, не встаёт... Он же не может вам ответить... Он настоящий поэт, вон на стойке его стихи лежат, видите стопочки? Не надо его обижать, ладно?

— Конечно, не надо, — сказал Доплер, — простите, а вы ведь тоже слагаете? Я угадал?

— Нет. Я писал когда-то песни, но уже давно завязал... А то, что здесь всё так грубовато, так это даже по приколу, понимаете?

— Где грубовато?

— Здесь, в «Богдане». Мне вот ваш приятель сказал, что вы это всё воспринимаете, как какой-то гротеск. Да ещё и напротив входа в «Литфонд»...

— Я не знаю, что вам сказал молодой человек, но мы ничего такого не обсуждали... Просто не успели.

— А я всегда иду с опережением. И я вам вот что скажу: это как раз очень правильное место.

— Я с вами согласен. Это не гротеск, нет... Это грот... Это мавзолей какой-то, знаете...

— Это точно! Точно! Хотите, я вам расскажу, как на самом деле книжки пишутся?

— Хотим, — сказал Доплер, — будьте так добры, расскажите нам наконец-то, как пишутся книжки.

— Слушайте. Это было году в 91-м, то ещё было времечко, сами всё помните... Ну вот, и в нашей команде весёлых разведчиков... Завелись тогда три «крысы», наш бригадир их быстро вычислил... Но они успели смотать удочки. Шеф из принципа решил их найти, и мне это поручил. Я узнал от шестёрок, что уроды попрятались в тоннеле метро, в таком тупике, заброшенная ветка там была, ну начали когда-то копать линию... И бросили... Мы взяли с пацанами автоматы, дрезину, поехали... Но они почуяли — к рельсу ухо, что ли, приложили... Чингачгуки... И снова смотались, а чтоб нас запутать, сделали метки на стенах, стрелки такие со своими именами, типа, «Коля, здесь не забудь свернуть», мы поехали по этим меткам, а они вели в действующий туннель, чуть под поезд не попали, подстрелили на слух какого-то бомжа, но крыс так и не нашли... Вышли чёрт-те где на землю, из какого-то депо, ну да, мы же в депо заехали... Ну вот, вышли, сели в трамвай и стали это обсуждать по дороге, крысы, мол, обманули нас своими метками, слова написали на стенах... А через неделю или две еду я снова в трамвае — тачку тогда сдал в ремонт, и слышу, как старушка старушке без вазелина втирает: «В метро крысы-мутанты завелись... Огромные, величиной с овчарок... И разумные... Даже писать могут, люди сами видели, как они на стенах слова писали, на особом своём языке...» Смеётесь? Я тогда тоже посмеялся... Но это было только начало! Был у нас такой врач участковый, его все называли «поющий доктор», он пел, когда на вызов приходил, пока стетоскоп вынимал. Потом замолкал на время, а потом опять себе под нос чё-то напевал. Я его однажды чуть не завалил, без дураков... Он моей жене аппендицит лечил — при помощи массажа поясницы... Она, бедная, уже сама дотянулась до телефона, вызвала скорую, а он и тогда, когда скорая приехала, продолжал её уверять, что это радикулит и массировал ей поясницу — в широком, я подозреваю, смысле... Ну вот, а в больнице сказали, что у неё острый аппендицит, и прямо на стол — хуяк... Простите, я случайно... Я потом его вызвал на дом — себе, хотя я не болею никогда... Только чтобы ему самому аппендицит вырезать. Но он вовремя просёк фишку и сбежал. Наверно, тоже в метро спрятался, а потом какими-то крысиными норами за границу... Долгие годы его не было в городе, я о нём забыл. Всё изменилось, я теперь мирный... Ну, бронепоезд там стоит... Под землёй... Однажды сижу в гостях, именины у одного «ботаника», у родственника моей новой жены, и вдруг заходит доктор. Я его узнал, а он меня нет, он же меня мельком видел, только во время одного из визитов к моей бывшей. И теперь не узнаёт. Он садится за стол, я пересаживаюсь к нему, мы чокаемся, я ещё не знаю, что буду с ним делать. Может, и ничего, время ушло, с женой давно развелись, так что, чего он ей там массировал, меня теперь в общем-то не колышет... Я в неопределёнке такой, а он, как назло... На брудершафт, блядь, пить хочет, истории мне свои эмигрантские выливает на голову. Я сижу молча, делаю вид, что слушаю. Пока ему самому не надоело... И он задумался, надулся... И говорит: «А ещё я роман начал писать!» «О чём?» — спрашиваю. «О крысах-мутантах... Это будет мистический психотриллер... Это будет такое... Представь: на людей в метро нападают гигантские крысы! А? Как тебе?» И делает такие глаза, аж щетина на нём топорщится... Ну полный улёт... Псих, конкретный дебил... Вот так вся литература и делается, ясно? Сначала бабки по испорченному телефону в трамвае что-то услыхали, беззубыми своими ртами перетёрли... Потом какой-нибудь айболит без крыши подслушал шамканье ихнее — вот вам и роман — глотайте! Гониво это всё!

— Ну, говорить можно всё что угодно, — пожал плечами Переверзев.

— Так ты что, думаешь, айболит его не написал? Ещё как написал! Его везде продавали потом, «Крысы в лабиринте» называется, в нашем городе его все читали. Кучу бабок заработал — вот так, из воздуха! Ну, так что такое литература после всего этого? Чего она стоит, я вас спрашиваю? А вы смеётесь над поэтом, который искренне всё пишет и правильно... «И я с неистовым стараньем ищу любви и красоты!» — прочёл он, глядя на стену... Ну кто под этим не подпишется? Разве что вы, — кивнул он Доплеру, — но это потому, что вы уже нашли...

— Да, я уже нашёл, — кивнул Доплер.

— Я предлагаю выпить, — сказал раскрасневшийся браток, глядя на Лену. — Господа! Мы забыли, что за нашим столом присутствует роза!

Роза, медуза, кинжал в букете... Доплер почувствовал, что всё это уже выходит за рамки... Да и количество крыс переходило уже всякие пределы разумного... Какой-то крысиный коктейль... Крыса, выпрыгнувшая изо рта сумасшедшего бандита... В рассказе Гомбровича крыса залезает в рот... Пора, — подумал Доплер, — пора сматывать удочки, иначе не такое начнётся бембергование... Бембергование бембергом в берг...

— Берг, — вслух сказал он, — я устал немного, а ещё надо на базар зайти...

— Пойдём, пойдём, — сказала Лена, — до свиданья, мальчики!

Ночью Доплеру снился всё тот же «Богдан»... Откуда-то он знал, что это «Богдан», вот только Богом ли он теперь был дан, или наоброт... Дан: Бог... Найти то-то и то-то... Доплер часто во сне задавался натурфилософскими вопросами, ставил мыслимые и немыслимые эксперименты... «Богдан» теперь выглядел не так, как днём... Обстановка напоминала старинный охотничий замок, пылали факелы, на стенах висели оленьи рога, на паркете кое-где виднелись толстые лужицы медуз. Поэт в очень светлом костюме и рубашке с красными цветами взял Доплера под руку и обратил его внимание на то, что под каждыми рогами висит табличка. Доплер прочёл одну, другую, третью... Все фамилии были ему известны... Похоже было, что это орден рогоносцев... Открылись кованые двери и начался бал... Всё закружилось под музыку вальса... Только поэт не танцевал, он молча стоял у окна... В руке у него была тёмно-зелёная керамическая чаша... В тот момент, когда он поднял её к устам, руку его перехватила женщина в длинном платье с павлиньими перьями. «Пусти, Шинель, — сказал поэт, — я выпью эту чашу до дна...» «Нет, — сказала женщина, — у тебя уже был один апокалипсис... Я не дам тебе ещё раз нас всех угробить...» Между ними завязалась борьба, но чем она кончилась, Доплер так и не узнал. Он успел увидеть внутренним оком красные брызги вина, великолепный паркет и ножки танцующих... Точнее, только короткие фрагменты ножек, потому что все они были обёрнуты в мешки...