Уже около часу ночи, когда все в доме, наконец, угомонились и во дворе остался только один часовой, который бродил по брусчатке, выделывая странные вензеля ногами и время от времени с грохотом роняя ружье, в дверь княжеской спальни тихо, осторожно постучали.

- Ваше сиятельство, - прошептал, заглядывая в спальню, Архипыч, - там какой-то офицер вас спрашивать изволит. Я сказал, что почивают, а он...

- Какой офицер? - устало спросила княжна. - Француз?

Архипыч почему-то помедлил с ответом и даже оглянулся через плечо назад, словно проверяя, не подслушивает ли кто их разговор.

- Русский, - совсем уже тихо сообщил он. - Из тех, что прошлую ночь у нас на постое стояли. Такой, изволите ли знать... ну, как будто русский, а как будто и не совсем. Говор у него странный...

Сердце княжны при этом известии пропустило один удар и вдруг забилось сильно и часто, словно ему сделалось тесно в груди, и оно решило вырваться на волю. Княжна ни минуты не сомневалась в том, что русский офицер с нездешним выговором, о котором докладывал ей Архипыч, есть ни кто иной, как Вацлав Огинский, отставший от своих с тем, чтобы защитить ее от всех напастей военного времени.

- Невозможно, - тоже переходя на шепот, сказала она. - Как же это может быть? Где он?

- На заднем крыльце, - сообщил старый камердинер, конфузясь оттого, что ему впервые в жизни приходилось докладывать юной княжне столь странное дело и вызывать ее сиятельство посреди ночи на заднее крыльцо дома, полного пьяных неприятельских солдат.

Княжна задумалась на целую минуту, нахмурив тонкие брови и потирая кончиками пальцев лоб, на котором внезапно обозначилась такая же, как у ее деда, поперечная складка. Раньше этой складки не было, но раньше, в прошлой счастливой жизни, не было и не могло быть еще очень многого, что было теперь.

- Вот что, Архипыч, - сказала она решительно, - необходимо провести его сюда во что бы то ни стало. Сможешь ты это сделать?

Архипыч тяжело вздохнул. В глубине души он считал, что для безопасности княжны было бы гораздо лучше гнать ночного гостя прочь от крыльца, а то и вовсе сдать его французам от греха подальше; спорить с хозяйкой он, однако же, не стал, видя меж ее бровей знакомую складку. Складка эта яснее всяких слов сказала ему то, о чем еще не догадывалась сама княжна: в ней просыпался характер старого князя, перечить которому было смерти подобно. Александр Николаевич действительно никогда не порол своих дворовых, поскольку не имел в этом нужды: при одном взгляде на его грозно нахмуренный лоб у ослушника отнимался язык и пропадала всякая охота своевольничать.

- Слушаю-с, - сказал Архипыч и исчез за дверью. Княжна вновь осталась одна, если не считать лежавшего без сознания на своей кровати старого князя. Крепко стиснув перед собой руки, Мария Андреевна принялась ходить из угла в угол по комнате. Десятки предположений о том, как и под какою личиной спрятать в доме очутившегося в тылу французов Вацлава, роились в ее голове, отвергаемые одно за другим ввиду полной их непригодности. Княжна так и не успела ничего твердо решить, когда в дверь снова поскребся Архипыч. Выйдя ему навстречу из спальни, Мария Андреевна увидела стоявшую в углу темного, освещенного лишь горевшей в руке камердинера свечой кабинета высокую фигуру, которая показалась ей много выше и массивнее, чем фигура Вацлава Огинского. При этом еще больше, чем вид этой фигуры, княжну поразил стоявший в кабинете тяжелый, легко различимый запах гари, такой густой, словно в доме начался пожар.

Стоявший в углу человек шагнул вперед, попав в круг отбрасываемого свечой оранжевого света, и княжна увидела испачканный, обгорелый мундир и над ним красивое, хотя и закопченное черноусое лицо Кшиштофа Огинского. Она вмиг узнала кирасира, который называл Вацлава кузеном, и буря чувств, поднявшаяся в ее душе после сообщения камердинера, улеглась так быстро, словно ее и вовсе не было. Княжна почувствовала сильнейшее разочарование оттого, что это был не Вацлав, и раздражение против кирасира. Ей было непонятно, для чего этот незнакомый ей человек ночью пробрался в полный французов дом, рискуя собой, ею и даже жизнью старого князя. Устыдившись этих мыслей, в которых было очень мало благородства и христианского милосердия, но зато много здравого смысла, княжна взяла себя в руки и приветливо улыбнулась ночному гостю.

- Я вас узнала, - сказала она, - вы кузен Вацлава Огинского.

- Кшиштоф Огинский, к вашим услугам, княжна, - представился кирасир. Я нижайше прошу простить мне это вторжение. Мой кузен просил меня позаботиться о вас в вашем трудном положении.

- Вацлав просил вас? - удивилась княжна. Кроме удивления, она испытывала сильную обиду. Ей было непонятно, зачем Вацлав прислал вместо себя кузена, которого ей вовсе не хотелось видеть и который, судя по состоянию его мундира, скорее сам нуждался в помощи, чем мог ее кому-либо оказать. - Но отчего...

- Это были его последние слова, - придав лицу похоронное выражение, солгал пан Кшиштоф. - "Позаботься о княжне Марии Андреевне, кузен", сказал он, умирая на моих руках.

То, что на первый взгляд могло показаться солдатской прямотой и простодушием, на самом деле было со стороны пана Кшиштофа продуманной жестокостью. Ему было просто необходимо любой ценой остаться в доме хотя бы на одну ночь; кроме того, он знал, что перед ним стоит одна из богатейших невест России. Соблазн воспользоваться ее отчаянным положением и между делом, не прилагая особенных усилий, присоединить к дядюшкиному наследству огромное состояние князей Вязмитиновых был слишком велик, и пан Кшиштоф, хотя и не верил в успех своего сватовства к княжне, почти бессознательно начал действовать в этом направлении.

Получив страшное известие, княжна покачнулась. Пан Кшиштоф, ожидавший именно такой реакции, шагнул к ней, намереваясь поддержать лишившуюся чувств девицу, но Мария Андреевна остановила его, выставив перед собой ладонь.

- Оставьте, сударь, - неживым голосом сказала она. - Расскажите мне, как это случилось. Верно ли, что Вацлав умер?

- Так же верно, как то, что я стою здесь перед вами, - сказал пан Кшиштоф. - Мне жаль говорить вам это, княжна, но мой кузен убит на дуэли. Негодяй поручик прострелил ему голову с десяти шагов. Признаться, я думал, что вам известен результат дуэли. В противном случае я никогда не заговорил бы на эту тему.

- Боже праведный, - сказала Мария Андреевна, без сил опускаясь в кресло, - как это ужасно!

Как глупо и несправедливо умереть из-за невзначай брошенного и, может быть, неверно истолкованного слова! И не говорите мне о том, что таков удел настоящих мужчин. Не говорите ничего вообще. Ступайте, дайте мне побыть одной. Архипыч, - позвала она камердинера, - подбери господину офицеру какое-нибудь платье из дедушкиного гардероба. Нельзя, чтобы его видели в мундире. И еще... Архипыч, миленький, надобно утром сходить в деревню и привести отца Евлампия, чтобы он соборовал князя.

Отдав преувеличенно твердым, совсем не девическим тоном последние распоряжения, она встала и, не прощаясь с паном Кшиштофом, удалилась в спальню князя. Архипыч поклонился ей вслед, и пан Кшиштоф, нагнув голову, щелкнул каблуками. Шпоры, которые он до сих пор не потрудился снять, при этом глупо звякнули.