Мы остановились в центре улицы и, выйдя из машины, уловили чудесный запах хлеба.

— Неужели уже ленч? — спросил, видимо, изрядно проголодавшийся Лучка.

Мы подошли к небольшой пекарне. Вереница мальтиек, кто в джинсах, кто в черных юбках с белыми блузками и черных кардиганах, несли подносы, накрытые салфетками. Лучка спросил женщин о содержимом их подносов.

— Тимпана, — ответила одна из них, приподнимая салфетку, чтобы показать фасоль, завернутую в тесто. — Воскресный обед, — объяснила она.

— Мы приносим его сюда в воскресенье, когда пекарня заканчивает работу, — вступила в разговор другая. Она показала нам свое блюдо — традиционный ростбиф, уже готовый к жарке.

Пока мы беседовали, часть женщин разошлась, унося с собой в сетчатых сумках несколько круглых с хрустящими корочками мальтийских буханок хлеба.

— У всех теперь в домах свои печи, — сказала девушка. — Но это до сих пор остается хорошей традицией: что-то вроде светского визита, пока готовится пища.

— Значит, здесь и поесть негде? — разочарованно спросил Лучка.

— Можете зайти ко мне домой на обед, — кокетливо пригласила одна из девушек.

Ее подружки захихикали и пропустили нас вперед в полумрак пекарни. Слева находилась стойка, а в дальней части помещения кряжилась громадная кирпичная печь. Выстроенные в ряд подносы с порционной пиццей, залитой густым темным соусом, возбуждали аппетит. Мы заказали себе по одной и проглотили прямо на месте. Посыпанная свежей зеленью пицца была щедро сдобрена чесноком, оливками, мелко рубленными анчоусами — как я догадалась — и источала божественный аромат. Лучка сразу заказал вторую. Одна из женщин улыбнулась и похлопала его по плечу.

— Думаю, кто-нибудь из вас помнит Мартина Галеа? — спросила я напрямик.

— Того, что убили? — уточнила одна из молодок.

— Да, того самого.

Женщины подозрительно прищурились.

— Я познакомилась с ним в Канаде, — заторопилась я. — Очень известный архитектор. Мы знаем, что у него была семья в здешних краях, и хотели выразить свое соболезнование, — солгала я, видимо правдоподобно.

Последняя фраза развеяла их подозрение, но я кожей ощутила, как глаза Лучки сверлят взглядом мою спину.

— Здесь вокруг народу с такой фамилией полным-полно, но что-то не припомню никого по имени Мартин, — вступила в разговор еще одна землячка покойного. Она перебросилась на родном языке парой фраз с другой женщиной и задала какой-то вопрос. Все покачали головами. Одна вымолвила что-то, а все остальные кивнули.

— Вам нужно навестить Канфуда… Как это по-английски… Ёжик, — посоветовала мальтийка.

Мы с Лучкой переглянулись.

— А где же найти этого… Ёжика? — взял инициативу в свои руки сержант.

Женщина показала на старика, сидевшего у подножия холма на стуле, перед небольшим магазинчиком.

— Купите ему пива. Его любимое — легкое «Киек». Он заговорит вас так, что уши отпадут сами собой, — охарактеризовала старика одна из женщин, и все грохнули от смеха.

— Немного чокнутый, зато не вредный, — добавила другая.

— А как нам к нему обращаться, ведь не Ёжик нее? — спросила я.

— Грацио.

* * *

Мы с глубокой признательностью расплатились за вкусное угощение и спустились с холма.

— И почему нужно называть кого-то Ёжиком? — спросил Лучка.

— Разрази меня гром, не знаю, но пиво — это хорошая мысль, — ответила я.

— Вы за рулем, — сурово буркнул Лучка. — Хотя не уверен, как вы отличите на дороге пьяных водителей от любых других. У меня, у полицейского, аж дух захватывает при виде здешних гонок на выживание.

Мы остановились и купили несколько бутылок холодного пива упомянутой марки, а затем не спеша подошли к старику. Ёжик сидел в шезлонге в футе от каменных ступеней, ведущих в верхнюю часть города. На нем были изрядно поношенная клетчатая рубашка, протертая до дыр куртка и мятые бежевые брюки. Его босые ноги покоились в старых сандалиях. Лицо старика обрамляли седые волосы, а очки с толстыми линзами в темной оправе придавали ему вид педантичного учителя.

— Здравствуйте, — сказала я дружелюбным голосом. — Вас зовут Грацио?

— Кто спрашивает? — переспросил старик.

— Меня зовут Лара, а это — Роб. Мы ищем семью человека, с которым познакомились в Канаде. Женщины в пекарне посоветовали обратиться к вам, — попыталась я расположить его к себе.

— Сомневаюсь, что они назвали меня Грацио, — возразил дед.

— Верно, — призналась я. — Хотите пива?

Его глаза сразу загорелись.

— Присядь, дорогая, — сказал он, жестом указывая на каменный выступ, — и отряхни тяжесть с ног своих, а потом расскажи толком, кого ты ищешь.

— А почему вас называют Ёжиком? — осмелился подать голос Лучка, когда мы уселись рядом со стариком на ступени.

— Skond ghamilek laqmek, — ответил он на родном языке. — Это значит, что прозвище отражает поведение или повадки человека, — растолковал он.

Мы оба сделали глубокомысленный вид, что это все объясняет, и кивнули.

— Мы ищем друзей или родственников Мартина Галеа, — сказала я нарочито громко, произнеся фамилию как Га-ле-а с ударением на втором слоге.

— Что же это за имя такое? — усмехнулся он. — Здесь мы говорим Галеа. — Он произнес фамилию убитого Га-ле-а, переставив ударение. — А Мартин, — это что-то от британцев, — сказал он, замахал руками, будто хотел отмахнуться от подобного предположения. — Я предан Минтоффу и не люблю британцев.

Мы с Робом переглянулись и снова посмотрели на собеседника.

— Галеа уехал отсюда по крайней мере лет пятнадцать назад, — стала я наводить его на мысль. — Он уехал в Канаду и стал известным архитектором.

— А сейчас кем он стал? Мертвым Галеа? — спросил Ёжик. — Тем самым, который оказался в ящике?

— Да, — ответила я.

— Сэкономил на гробе, полагаю, — прошамкал беззубый старик. — Так что вы хотите узнать о нем?

Я выдала ему стандартный ответ о соболезновании семье покойного.

— Я не знаю Мартина, — стал размышлять он, очевидно удовлетворенный моим объяснением. — Хотя Галеа тут пруд пруди, например, Паула та… Хамфуза, что значит жучиха. Есть и Марио иль Кавалл, что значит макрель. А давным-давно жил тут у нас один парень по имени Марк та… Джелуха — молодой бык. Il-mara bhall-lumija targhsarha u tarmiha.

— Что это значит? — спросил Лучка.

— Для него женщина была что лимон. Выжал и выбросил, — объяснил старик.

— Он самый! — определила я.

— Его мать умерла при родах, но ребенок был настолько милым, что все женщины в деревне нянчили его. К тому же он был большой хитрец. Делал все, чтобы пробиться в люди. Знал слабости каждого и играл на них, если это могло продвинуть его вперед. Все углы обойдет в поисках заветного, — сказал Ёжик, хлебнув пива. — Но его нельзя осуждать за это. Отец его умер рано, и Марку самому пришлось заботиться о себе. На какое-то время он связался с дурной компанией.