– Ну, Игорь! Даю честное слово, что я не буду покушаться на твое целомудрие! Гаси свет!

Он повиновался, потом постоял столбом посреди комнаты еще какое-то время и все-таки лег рядом с Аллой на самый краешек другой стороны кровати. Ей очень хотелось рассмеяться в голос, она с трудом сдерживалась, а младший научный сотрудник Кравченко лежал так тихо, что не слышно было даже его дыхания. Алла решила, что сегодня еще, видимо, не время начинать на испуганного мальчишку атаку. Она собралась заснуть, повернулась на другой бок и услышала его хриплый голос:

– Вообще-то… я не имею ничего против, если вы… покуситесь…

– Чего-чего? – Алла приподнялась на локте и заглянула себе за спину. Уже привыкшие к темноте глаза увидели лежащего на спине Игоря с очень серьезным и торжественным лицом.

– Я говорю, что я не против, если вы… ну… как вы сказали… покуситесь на мое целомудрие… – повторил он.

Алла резко села в постели.

– Так ты что, и впрямь целомудрен? Невинен, говоришь?

– Ну… не совсем…

– То есть ты не прочь попрактиковаться, так, что ли? – Алла вспомнила своего Практиканта с Летучей Мышью. Неужто и этот юный Удильщик решил использовать ее, Аллу, в качестве сексуального тренажера, чтобы сподручнее потом было проводить время со своей девушкой из коричневой с золотом рамочки? Она давно уже знала несколько приемчиков, после которых любые Практиканты и Удильщики долго не смогут заниматься любовью, и уже собралась применить один на лежащем рядом самонадеянном мальчишке, но он вдруг сказал:

– Нет… Практику можно найти в любых других местах. А вы мне ночами снитесь… Честное слово… Я и сам не ожидал, что буду о вас постоянно думать… Наваждение какое-то…

– А как же твоя девушка? – спросила Алла.

– Не знаю… Ничего не знаю… Плохо, наверно, будет моей девушке… Наташе… мне плохо… Только я мечтаю не о ней, а о вас, Алла…

Он повернул к ней свое умоляющее лицо с подрагивающими губами, и ей вдруг сделалось стыдно. На кого она покусилась! На юнца, еще не тертого жизнью! Конечно, он скоро станет такой же сволочью, как Башлачев и прочие, но сейчас-то он действительно почти невинен… Она отвернулась от него и зажмурила глаза. Нет, она в такие игры не играет. Она не Фотограф. Она будет спать.

– Алла, Аллочка, – услышала она за спиной его жаркий шепот, – ну, пожалуйста… не отталкивайте меня…

Она зажала уши руками и еще крепче зажмурила глаза, но его рука уже гладила ее волосы, плечо. Алла сбросила руку Игоря, обернулась, чтобы сказать, что не играет в сексуальные игры с детьми, но встретилась своими глазами с его влюбленными и… не смогла. Перед ней было неправильное, но одухотворенное нежностью лицо, гладкие, совсем слегка тронутые бритвой щеки и так призывно приоткрытые губы, что она не выдержала, сдалась. В конце концов он уже вполне совершеннолетний и знает, что делает! Алла набросила ему на шею петлю своих рук, и как же он обрадовался этому плену. «Аллочка, милая…» – это были последние его слова, потому что потом он уже не мог говорить. А Алла уже сама не знала, что она делает: мстит ли ему, как мужчине, за всю свою изломанную жизнь, дарит ли ему себя абсолютно бескорыстно, любит ли, ненавидит ли, играет с ним или подчиняется ему… Мальчик действительно мало чего знал и умел, и она выложилась для него до конца и до дна. Алла показала ему, на что способна женщина, которая хочет, чтобы мужчина, находящийся рядом с ней, был счастлив.

– Я теперь не смогу без тебя жить, – прошептал ей измученный любовью юноша и заснул у ее плеча.

«Еще как сможешь, – подумала Алла, перебирая его темно-каштановые волосы. – Не пройдет и года, как ты забудешь о сегодняшней ночи. Но это поговорка такая – не пройдет и года… На самом деле ты забудешь все гораздо раньше».

На следующий день на заводе Игорь Станиславович Кравченко таким страстным взором смотрел на Аллу Константиновну Белозерову, что Яркая Женщина поняла, что одноместный номер с огромной супружеской постелью оказался для командированных как нельзя кстати. Потом она опять подумала, что это ее совершенно не касается, поскольку пользу заводу эти двое принесли очень большую. Прощаясь с ними у проходной, она попросила их собрать вещи к одиннадцати, потому что в 23.10 за ними придет заводская машина, чтобы отвезти на вокзал.

Понятно, что, как только за Игорем с Аллой закрылась дверь гостиничного номера, он бросился к ней с поцелуями. Она довольно вяло откликнулась. Наваждение романтической ночи в незнакомом городе пропало. Алла уже жалела о том, что так разошлась и так раздухарила парня. Сейчас она смотрела на него и не могла понять: что нашла в нем ночью такого, чтобы выворачиваться перед ним наизнанку? Обыкновенный юнец! Неправильное бледное лицо, зеленоватые глаза, темно-каштановые, слегка вьющиеся на висках волосы. А на щеках вообще какие-то детские веснушки. Его даже привлекательным не назовешь. Так… Интеллект в глазах, конечно, светится… кое-что ему придает… но и только… И чего ее понесло? Теперь ведь от него не отвяжешься…

А Игорь уже расстегивал на ней белую, слегка потемневшую на заводе блузку, целовал шею и плечи. Она хотела довольно грубо оттолкнуть его, а потом подумала: «А чего, собственно, отказываться? Или мне вчера было с ним плохо?» Она опять захлестнула его петлей своих рук и прижалась своими губами к его губам. И вдруг, торопливыми пальцами расстегивая на Игоре рубашку, она до боли, до неожиданного потемнения в глазах осознала, что с ней происходит. Ей, Алле Константиновне Белозеровой, тридцативосьмилетней мужененавистнице и амазонке со стажем, опять захотелось любви, которой, как она знает, вообще не существует. А если не существует, то почему бы не сымитировать ее наличие? Почему бы не устроить себе праздник? И она, чуть не плача, отдавалась мальчишке с такой страстью, будто любила его горячо и самозабвенно. А он не понимал, что это надрыв и боль. Он думал, что это и есть любовь.

После вокзала они поехали на Владимирский к Алле. Ей не очень этого хотелось, но она еще не готова была пнуть Игорька ногой, как не так давно cам он советовал Башлачеву поступить с ней. Ей теперь казалось, что слова про болонок были навязаны Кравченко обществом, а на самом деле он еще чист и непорочен.

Они провели в постели целый день без еды и питья, потому что, кроме друг друга, ничего не желали и не хотели. Очнуться им пришлось от звонка в дверь.

– Интересно, кого там принесло? – проворчала Алла. – Наверняка соседи. Проведать. Такие беспокойные старики. Они знают, что я сегодня должна приехать.

Она натянула на голое тело спортивный костюм, кое-как пригладила волосы и пошла открывать дверь. На пороге стоял Некто Макс.

– Ты приехала. Я знал, – сказал он и протянул кулек с сушеными финиками, единственной сладостью, которую она любила.

– Ма-а-акс! – протянула Алла и недовольно сморщилась. – Мы же договаривались, что ты без звонка не приходишь.

Он внимательно оглядел ее встрепанные волосы, завернутую винтом брючину на правой ноге и спросил: