— По сути — да, формально — нет. Бизнес принадлежит мне, но лицензия — по-прежнему Dottore Митри.

— Объясните, что это означает?

Доранди снова сверился со спасительным изображением города на стене. Очевидно найдя там ответ, он повернулся к Брунетти:

— Это значит, что я решаю, кого нанимать и кого увольнять, какую рекламу использовать, каковы будут специальные предложения, кроме того, я получаю большую часть дохода.

— Какую именно часть?

— Семьдесят пять процентов.

— А остальное причитается Dottore Митри?

— Да. И арендная плата тоже.

— Это сколько?

— Вы имеете в виду арендную плату? — переспросил Доранди.

— Да.

— Три миллиона лир в месяц.

— А доход?

— Зачем вам все это знать? — поинтересовался Доранди все таким же ровным голосом.

— Пока что, синьор, я понятия не имею, что именно мне нужно знать, а что — нет. Я просто пытаюсь собрать о Dottore Митри и его делах как можно больше информации.

— С какой целью?

— Чтобы лучше понять, почему его убили.

Доранди отреагировал мгновенно:

— Я думал, записка, которую вы нашли, превосходно все объясняет.

Брунетти поднял руку, словно соглашаясь с этим предположением, но все же сказал:

— Полагаю, нам важно выяснить про него как можно больше.

— Ведь записка была, не так ли? — спросил Доранди.

— Откуда вы это знаете, Dottore Доранди?

— Из газет.

Брунетти кивнул:

— Да, записка была.

— В прессе правильно передали текст?

Брунетти, проштудировавший газеты, кивнул.

— Но это же абсурд! — воскликнул Доранди, словно Брунетти сам составил записку. — Мы здесь не занимаемся никакой детской порнографией. Мы не обслуживаем педерастов. Обвинения просто смехотворны!

— Как вы думаете, почему кто-то мог написать такое, синьор?

— Возможно, из-за той сумасшедшей, — сказал Доранди, не пытаясь скрыть свое отвращение и раздражение.

— О какой сумасшедшей идет речь? — решил уточнить Брунетти.

Доранди долго молчал, прежде чем ответить, внимательно изучал лицо Брунетти, ища в вопросе подвоха и наконец произнес:

— О той женщине, что бросила камень. Она все это начала. Если б она не выдвигала свои идиотские обвинения — лживые, абсолютно лживые, — ничего бы этого не случилось.

— А они лживые, синьор Доранди?

— Как вы можете задавать подобный вопрос? — Доранди наклонился в сторону Брунетти и возмущенно ответил: — Конечно лживые! Мы не имеем никого отношения к детской порнографии и педерастам!

— Это слова из записки, синьор Доранди.

— Какая разница?

— Обвинения выглядят по-разному, синьор. Я пытаюсь понять, почему человек, составивший записку, считал, что агентство причастно к педерастии и детской порнографии.

— Я уже сказал вам почему, — проворчал Доранди раздраженно. — Из-за той женщины. Она во всех газетах оклеветала меня, оклеветала агентство, заявила, что мы организуем секс-туры…

— Но ведь она не говорила ничего о педерастии и детской порнографии? — прервал его Брунетти.

— А какая разница для сумасшедшей бабы? Им все кажется одинаковым, все, что связано с сексом.

— Значит, туры, которые организует агентство, как-то связаны с сексом?

— Я этого не говорил! — выкрикнул Доранди. Потом, осознав, что голос его звучит слишком громко, на мгновение закрыл глаза, снова сложил руки и произнес совершенно спокойно: — Я этого не говорил.

— Вероятно, я неправильно понял, — пожал плечами Брунетти и спросил: — А почему эта сумасшедшая, как вы ее называете, утверждала обратное? Почему в самом деле вас в этом обвиняют?

— Люди плохо умеют понимать друг друга. — Улыбка вернулась на лицо Доранди. — Вы ведь знаете, как это бывает: они видят то, что хотят видеть, и придают событиям такой смысл, какой хотят.

— А конкретно? — Брунетти задал вопрос с самым мирным выражением лица.

— Конкретно я имею в виду то, что сделала эта женщина. Она увидела наши постеры, рекламирующие туры в экзотические страны — Таиланд, Куба, Шри-Ланка, потом прочитала какую-нибудь истерическую статью в феминистском журнале, в которой утверждается, будто в тех местах процветает детская проституция, и потому туристические агентства организуют туры туда именно с этой целью, секс-туры — и всё! У нее в мозгу защелкнуло, после чего она явилась сюда ночью и разбила мне витрину.

— Вам не кажется странной такая активная реакция? Отчего она так разъярилась, если у нее не было доказательств? — Голос Брунетти звучал мягко и рассудительно.

Доранди ответил с явным сарказмом:

— Почему сумасшедших называют сумасшедшими? Потому что они совершают сумасшедшие поступки. Конечно, это неадекватная реакция! И совершенно беспричинная.

Между ними повисло долгое молчание, потом Брунетти сказал:

— «Газеттино» цитирует ваши слова о том, что женщины ездят в Бангкок столь же охотно, сколь и мужчины. То есть вы утверждаете, что большинство мужчин, покупающих билеты в Бангкок, берут с собой своих подруг и жен.

Доранди взглянул на свои сплетенные пальцы, но не ответил. Брунетти опустил руку в карман и достал один из листков, предоставленных в его распоряжение синьориной Элеттрой.

— Не могли бы вы ответить поточнее, — проговорил комиссар, глядя в распечатку.

— Насчет чего?

— Насчет количества мужчин, которые брали с собой в Бангкок женщин. Скажем, за прошлый год.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Брунетти не пожалел на него улыбки:

— Синьор Доранди, напоминаю: мы расследуем убийство и имеем право просить или, если придется, требовать у людей, имеющих отношение к делу, нужную нам информацию.

— Что значит «имеющих отношение к делу»?

— Ну, вам это должно быть понятно, — ответил Брунетти миролюбиво. — Вы менеджер туристического агентства, продающего билеты и организующего туры в «экзотические», как вы говорите, места. Вас обвинили в том, что все это делается ради секс-туризма — едва ли я должен напоминать вам, что в нашей стране он запрещен. Человека, владельца этого агентства, убили, рядом с его телом обнаружили записку, в которой утверждается, что эти туры могли послужить причиной преступления. Вы сами, кажется, верите в то, что здесь есть связь. Поэтому возникает предположение, что агентство и вы как его руководитель имеете отношение к делу. — Брунетти выдержал короткую паузу, после чего спросил: — Я ясно выразил свою мысль?