— Что случилось?

— Прошлой ночью убили Митри.

Паола отпрянула от стола, прислонилась к спинке кресла, словно кто-то сделал в ее сторону угрожающий жест рукой, и вскрикнула:

— Нет!

— Пучетти сказал, рядом нашли записку — что-то насчет педофилов и правосудия.

Лицо ее окаменело, она поднесла ко рту ладонь.

— Madonna Santa, — прошептала она. — Как?

— Его задушили.

Она покачала головой, закрыв глаза:

— Боже мой!

Пришла пора задать вопрос, и Брунетти знал это.

— Паола, прежде чем сделать то, что ты сделала, ты обсуждала свои планы с кем-нибудь еще? Может, кто-то подтолкнул тебя?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты действовала одна?

Глаза ее расширились от изумления.

— Ты хочешь сказать, кто-то из моих знакомых, какой-то фанатик, знал, что я собираюсь разбить витрину? А потом пошел и убил его?

— Паола, — ответил он, стараясь говорить ровным голосом. — Я спрашиваю тебя об этом, чтобы рассмотреть все возможности, прежде чем кто-нибудь другой сопоставит события и задаст тебе тот же вопрос.

— Здесь нечего сопоставлять, — быстро произнесла она, с сарказмом подчеркнув последнее слово.

— Значит, никто не знал?

— Нет. Я никогда ни с кем не обсуждала свои планы. Это был мой собственный выбор, независимое решение. Давшееся мне нелегко, между прочим.

Он кивнул. Если она действовала одна, значит, убийцу вдохновило или подтолкнуло обсуждение происшествия в прессе. Господи, прямо как в Америке, где действуют убийцы-имитаторы, — одного упоминания о преступлении достаточно, чтобы немедленно возник подражатель.

— Я иду в квестуру, — сказал он. — Когда вернусь — не знаю.

Она молча кивнула и осталась за своим столом.

Брунетти миновал коридор, надел пальто и вышел из квартиры. Никто не ждал его у двери, но он знал, что затишье скоро кончится.

Кончилось оно у дверей квестуры: вход в них преграждала тройная шеренга репортеров. В первом ряду стояли мужчины и женщины с блокнотами. За их спинами — журналисты с микрофонами, а за ними расположились операторы с видеокамерами, две из них — на треногах, с дуговыми лампами.

Один из операторов, увидев Брунетти, повернул слепой глаз своей камеры в его сторону. Брунетти проигнорировал его и остальных людей, толпившихся вокруг. Как ни странно, никто не задал ему ни единого вопроса, не попытался заговорить, они всего лишь обратили к нему свои микрофоны и молча смотрели, как он, словно Моисей, шел меж двух стен расступившейся воды их любопытства в квестуру.

Когда он оказался внутри, Альвизе и его всегдашний напарник Риверре поздоровались с ним. Альвизе при виде шефа не сумел скрыть своего изумления.

— Buon di, commissario, — пробормотали они, эхом вторя один другому.

Брунетти кивнул им, зная, что задавать Альвизе вопросы — напрасная трата времени, и двинулся вверх по лестнице в кабинет Патты. Синьорина Элеттра была на посту и разговаривала по телефону. Она кивнула ему, не выказав ни малейшего удивления, и подняла руку, прося подождать.

— Мне бы хотелось днем, — сказала она, выслушала ответ собеседника, потом попрощалась и повесила трубку. — С возвращением, комиссар!

— Ему будут рады?

Она вопросительно посмотрела на него.

— Возвращению? Я — безусловно. Не знаю как насчет вице-квесторе, но он уже спрашивал, придете ли вы.

— Что вы ему ответили?

— Что вы появитесь в скором времени.

— И?

— Кажется, он вздохнул с облегчением.

— Хорошо. — Брунетти тоже отпустило напряжение. — Чем занят лейтенант Скарпа?

— Он не отходит от вице-квесторе с того момента, как вернулся с места преступления.

— Это значит — с которого часа?

— Синьора Митри позвонила вчера вечером, в десять двадцать восемь. Корви пришел в одиннадцать ноль три. — Она взглянула на листок бумаги, лежавший на столе. — Лейтенант Скарпа явился в четверть двенадцатого и сразу же отправился в дом Митри. И до часу его не было.

— А сегодня он давно там сидит? — спросил Брунетти, подбородком указывая на дверь кабинета Патты.

— С половины девятого утра, — ответила синьорина Элеттра.

— Тогда ждать нет смысла, — пробормотал он скорее самому себе, чем ей, и повернулся к входу. Постучал, и немедленно раздалось приглашение войти.

Брунетти толкнул дверь и еле разглядел Патту. Свет лился из окна за спиной начальника, отражался от поверхности стола и бил в глаза, ослепляя каждого, кто заходил в кабинет.

Лейтенант Скарпа стоял рядом со своим шефом, и осанка его была столь величественной, а униформа такой идеально отутюженной, что он походил на Максимилиана Шелла в одной из его ролей «хороших фашистов».

Патта кивком поприветствовал Брунетти и указал ему на стул, стоявший напротив его собственного. Брунетти отодвинул стул в сторону так, чтобы фигура лейтенанта Скарпы хоть немного загораживала свет, отражавшийся от лакированного дерева столешницы. Лейтенант сделал шаг вправо. Брунетти передвинулся левее.

— Доброе утро, вице-квесторе, — сказал он и кивнул Скарпе.

— Значит, вы уже слышали? — спросил Патта.

— Я слышал только, что его убили. Больше ничего не знаю.

Патта взглянул на Скарпу:

— Расскажите ему, лейтенант.

Скарпа перевел глаза на Брунетти, посмотрел опять на Патту и лишь тогда заговорил, слегка наклонив голову в сторону своего начальника:

— При всем моем уважении, вице-квесторе, мне казалось, что комиссар находится в административном отпуске. — Патта промолчал, и он продолжил: — Я не знал, что его снова привлекут к расследованию. Позволю себе высказать предположение, что, если дело поручат ему, прессе это покажется весьма странным.

Брунетти с интересом отметил, что, по логике Скарпы, оба события воспринимаются как одно расследование. Значит ли это, что лейтенант считает, будто Паола каким-то образом причастна к убийству?

— Я сам решу, кому что поручать, — ответствовал Патта ровным голосом. — Расскажите комиссару о случившемся. Теперь это его проблема.

— Да, вице-квесторе, — ответил Скарпа с деланым безразличием, выпрямился еще больше, хотя Брунетти это казалось невозможным, и пустился в объяснения: — Корви позвонил мне в одиннадцать с небольшим, и я немедленно отправился в дом Митри. Прибыв туда, я обнаружил его тело на полу кухни. Судя по следам у него на шее, его задушили, хотя орудия убийства поблизости не было. — Он сделал паузу и взглянул на Брунетти, но тот молчал, и Скарпа продолжил: — Я осмотрел тело, потом позвонил доктору Риццарди, тот приехал приблизительно через полчаса. Он согласился с моим мнением касательно причины смерти.