– Кален… – Мара положила руку ему на плечо, и парень умолк, пытаясь дышать ровно. Но я видел, что это дается ему нелегко. Если бы боль не жгла так сильно, то я бы даже посочувствовал.

– Должен быть какой-то… какая-то возможность, – я был готов умолять, ползать на коленях. – Если ты убьешь меня, то никто больше не пострадает. Это проклятие… дар… он умрет вместе со мной?

– Нет, мы не вправе дать тебе освобождение, – быстро ответила Мара. – Это не в наших силах…

– Но что-то сделать можно?

Она слишком поспешила с ответом. Что-то скрывает?

– Это, скорее всего, не спасет твою жену, если она вернется, – глухо пробормотал Кален. – Лишь принесет облегчение тебе самому. Однако дар – если он передается, как мы думаем, – будет жить.

– Но есть вероятие, что на мне это закончится? – с надеждой спросил я.

– Очень малый шанс, – нехотя отозвался Кален.

– Давай, – я подполз к нему на коленях. – Мы должны рискнуть.

– Кален, – предостерегающе прошептала Мара. – Велес может разозлиться.

– Всё пустое, – Кален махнул рукой. – Если она переродится, то нет разницы, здесь Улак или нет. Если же она умерла… посмотри на него. Он сломлен. Нам придется искать кого-то другого.

Они замолчали, а я тупо смотрел в пустоту, ожидая приговора. Внезапно меня пронзила новая боль, но не сердце и душу – а ввинчиваясь в кости. Почти облегчение. Я посмотрел на Калена – он шептал, глядя прямо перед собой.

– Мы оставляем за собой право вернуть тебя! – быстро выкрикнула Мара. – Когда – и если – понадобишься.

Я хотел было возразить, но она добавила еще поспешнее:

– Это будет очень нескоро.

– Мара, – Кален повернулся к ней, и боль исчезла.

– Ты можешь позволить себе роскошь сострадания, – прошептала она, распахнув слепые глаза еще шире. – Я же должна думать… о нас.

Он сокрушенно покачал головой, и, не успел я спросить, что значили ее слова, боль вернулась. Но я шагнул ей навстречу с радостью. Ощущал, как плоть моя плавится под силой заклятия, а мысли разлетаются и упрощаются, будто я вновь в волчьем обличье. Боль сердца утекает, ноша становится легче. Ярость и звериная злость не уходят, остаются со мной. Засыпают где-то глубоко, в самых костях.

– Надеюсь, там тебе будет покойно, – слышу последний шепот Калена и всхлип Мары, а потом просто перестаю быть. Не умираю, но растворяюсь.

Очаг жарко пылал, а чум, хоть и стоял уединенно в лесу, выглядел давно обжитым. Много шкур на земле, надежные опоры. Это был дом, не просто временное пристанище. Рыжая девушка, удивительно красивая, зябко куталась в подобие шубы, а на ногах ее красовались отлично слаженные торбаса[5]. Но тем не менее рыжая тряслась от холода, будто стояла в легком платье на ледяном зимнем ветру.

– Как вы умудряетесь здесь жить столько лет? – сокрушенно спросила она, стуча зубами.

– Ты слишком изнежилась в безопасных землях Яви, дорогая Ягишна, – хохотнула в ответ вторая девушка. В отличие от рыжей подруги, она была одета до нелепого легко – в белое тонкое платье и летние черевички[6]. Длинные перчатки на ее руках смотрелись странно. Очевидно, они не для тепла – слишком блестящая и тонкая ткань.

– Ох, Мара, – прошептала рыжеволосая, и от одного взгляда на подругу ее передернуло. – Не всем же так повезло, как тебе.

Мара фыркнула. Она выглядела гораздо моложе подруги, почти девочка. И вела себя порой по-детски беспечно и неуместно, хотя разменяла уже несколько сотен лет. Ягишна не уставала удивляться, как Мара и Кален – такие разные люди (и можно ли их назвать людьми столько-то столетий спустя?) – жили душа в душу (и опять эти пустые человеческие слова), хотя были абсолютными противоположностями.

Легок на помине, в чум ввалился Кален, а за ним и Владан. И если первый запыхался, то любимый Ягишны, как всегда, был невозмутим и тащил огромную вязанку дров так, словно они весили всего ничего. Ягишна не удержалась и засмотрелась на Владана. «Никогда не надоест любоваться им, – подумала она. – Сколько бы ни минуло столетий».

Кален, заметив, что друзья играют в гляделки, лишь закатил глаза и, свалив кучу дров к очагу, в два шага преодолел расстояние до Мары. Он опустился рядом на шкуры и, как был – не снимая походного костюма, – потянулся к ней, прижав к себе, и заключил в объятия. Мара удовлетворенно вздохнула, невидяще смотря перед собой. Она безошибочным привычным движением умостилась в руках Калена, прижавшись спиной к его груди. В ответ он заключил любимую в объятия, переплетая пальцы в замок на ее животе.

– Ой-ёй, – поддел Владан, подмигивая Ягишне. – Вы как парочка подростков.

– Кто бы говорил, – буркнул недовольно Кален.

– А я и не отрицаю, – парировал Владан. – Это же только ты, дружище, вечно скорбен и напряжен, словно тебе палку засунули в…

– Так, – Ягишна оборвала явно нередкие дружеские подначки и, строго взглянув на Владана, сказала: – Он скоро будет здесь, а вы затеяли шуточки, словно пятилетки.

– А я, значит, для шуточек не гожусь? – раздался вкрадчивый голос от полога чума.

– Дядя! – воскликнула Мара, порываясь вскочить, но Кален не выпустил ее из объятий. – Проходи, пожалуйста. Мы тебя ждем.

– Да уж, смотрю, заждались, – иронично протянул мужчина, искоса глядя на Калена, который сморщился, будто съел что-то кислое. – Дорогой зять.

– Велес, – ровно поприветствовал Кален вошедшего.

Ягишна, поднявшись со своего места, шагнула к богу, и они тепло обнялись, а Владан с почтением поклонился повелителю. Кален чуть слышно фыркнул, но Владан и бровью не повел, сохраняя на бледном до белизны лице выражение глубокого почтения. Мара шикнула на Калена, и тот нехотя освободил девушку из кольца рук. Мара вскочила и с радостным вскриком бросилась на шею Велесу с такой силой, что бог покачнулся, а Ягишна едва успела ретироваться обратно на шкуры.

– Дорогая, – добродушно ухмыльнулся Велес. – Ну полно, полно. Твой муж сейчас зубы скрошит от такого теплого приема.

– Целых сто лет не виделись, дядя! – укоризненно воскликнула Мара, болтая ногами и не желая отцепляться от бога. – А тут скука смертная.

– Хорошо-хорошо, – Велес похлопал племянницу по спине, и она наконец удовлетворилась такого рода приветствием, расцепила руки и легко скользнула назад к Калену. – Теперь давайте о деле. У меня, как и обычно, времени не так много.