Повернувшись к удивленным обезьянам, он произнес несколько гортанных звуков и, не заботясь о том, какое впечатление произвели его слова на обезьян, повернулся и бросился на арабов.

Ахмет-Зек тащил Джэн Грейсток к лошади, привязанной у дерева, а его слуги торопливо отвязывали коней. Женщина, силясь вырваться от араба, повернулась и увидела человека-обезьяну, который бежал к ней. Ее лицо просияло от радости.

– Джон! – крикнула она. – Благодарение богу, ты пришел вовремя!

За Тарзаном шли обезьяны, удивленные, но послушные его приказанию. Арабы увидели, что им не успеть сесть на коней. Они понимали, что им не удастся убежать, и что звери и человек настигнут их. Ахмет-Зек узнал в этом человеке своего давнишнего противника и решил раз навсегда избавиться от него.

Крикнув своим арабам, чтобы они следовали его примеру, он поднял ружье и прицелился в бегущего великана. Его спутники с неменьшей быстротой спустили курки… Почти одновременно раздались три выстрела. Тарзан из племени обезьян и двое из его человекообразных волосатых воинов подались вперед и упали ничком на зеленый ковер джунглей.

Грохот выстрелов остановил остальных обезьян. Ахмет-Зек и его товарищи воспользовались их замешательством, вскочили в седла и помчались галопом, увозя с собой убитую горем женщину.

Они прискакали к деревне, и Джэн Грейсток опять очутилась в заточении в маленькой хижине, в которую она уже не думала вернуться. Но на этот раз к ней не только приставили второго часового, но связали ее по рукам и ногам.

В одиночку и по двое возвращались арабы, разосланные во все концы вдогонку за бельгийцем, но все они приезжали с пустыми руками. И с возвращением каждого нового гонца росли гнев и досада Ахмет-Зека, и такая ярость овладела им под конец, что никто не смел к нему приблизиться. В бешеном гневе метался он взад и вперед в своей шелковой палатке, но его гнев ничем не помог ему. Верпер ушел, а с ним ушло и сокровище, которое возбудило жадность Ахмет-Зека и навлекло смертный приговор на голову его лейтенанта.

Когда арабы скрылись из виду, обезьяны подошли к своим товарищам, простертым на земле. Один был мертв, но другой, а также большая белая обезьяна еще дышали. Ворча и бормоча на своем странном языке, волосатые чудовища окружили этих двух.

Тарзан первый пришел в сознание. Он сел и огляделся вокруг. Из раны на его плече шла кровь. Когда в него выстрелили, он упал от неожиданности и ранения на землю и лишился сознания, но он не был мертв. Медленно поднявшись на ноги, он прежде всего взглянул на то место, где он в последний момент видел самку, которая пробудила в его дикой груди такое странное волнение.

– Где она? – спросил он.

– Тармангани увели ее с собой, – ответила одна из обезьян. – Ты говоришь на языке Мангани? Кто ты?

– Я – Тарзан, – отвечал человек-обезьяна, – могучий охотник, храбрейший боец. Когда я рычу, джунгли молчат и содрогаются от ужаса. Я – Тарзан из племени обезьян. Меня долго здесь не было, но теперь я вернулся к моему народу.

– Да, – сказала одна старая обезьяна, – это в самом деле Тарзан. Я знаю его! Это хорошо, что он вернулся. Теперь у нас будет хорошая охота.

Остальные обезьяны подошли поближе и стали обнюхивать человека-обезьяну. Тарзан стоял очень спокойно, с полуобнаженными зубами и напряженными мускулами, готовыми к действию; но никто не стал оспаривать его права быть среди них, и теперь, когда осмотр и обнюхивание окончились к общему удовлетворению, обезьяны снова обратили свое внимание на другую жертву разбойничьих выстрелов.

Эта обезьяна тоже была только слегка ранена. Пуля, задев лишь череп, оглушила ее, и когда раненая пришла в себя, она чувствовала себя хорошо.

Обезьяны рассказали Тарзану, что они шли на восток. По дороге внимание их привлек запах самки, и они стали выслеживать ее. Они хотели сейчас продолжать прерванное путешествие; но Тарзан предпочитал погнаться за арабами и отобрать у них женщину. После довольно продолжительных споров было решено, что они все-таки сначала отправятся на несколько дней поохотиться на восток, а потом вернутся и отыщут арабов. Так как время не имеет большого значения в глазах обезьяньего народа, Тарзан сдался на их просьбы; он и сам в это время мало превосходил обезьян своим умственным состоянием.

Другая причина, по которой он решил отложить свое преследование, была боль, причиненная раной. Разумнее было подождать, пока она заживет, прежде чем снова вступать в борьбу со стреляющими из ружей Тармангани.

И в то время как Джэн Клейтон с туго связанными руками и ногами лежала в своей темнице, ее естественный защитник бродил по джунглям, направляясь на восток, в обществе целой толпы волосатых чудовищ. Он терся с ними плечом о плечо так же просто, как за несколько месяцев до этого он пожимал руки своих знакомых в одном из наиболее избранных и фешенебельных клубов Лондона.

Но все время в глубине его пострадавшего и притупленного мозга таилась мысль, что ему нечего было делать здесь, что ему следовало быть, по каким-то непонятным причинам, в другом месте, среди совершенно других существ. К тому же его все время влекло назад к арабам, чтобы освободить женщину, которая привлекла его дикие чувства, хотя при обдумывании плана в его мыслях было скорее понятие «пленения», чем «освобождения».

Для него она была такая же самка, как и всякая другая самка джунглей, и он решил во что бы то ни стало захватить ее и сделать своей подругой. Когда он приблизился к ней на поляне, где ее схватили арабы, нежный запах, возбудивший его желание еще ранее, в камышовой хижине, снова долетел на мгновение до его ноздрей, и он понял, что нашел ту, к которой стремился.

История с сумочкой до известной степени тоже занимала его мысли, и у него, таким образом, было основание торопиться в лагерь разбойников. Он хотел завладеть красивыми камешками и этой самкой. После этого он вернется к большим обезьянам со своей новой подругой и с блестящими игрушками, уведет всю волосатую компанию в далекую чащу, неведомую человеку, и там он проживет свою жизнь, охотясь и воюя с обитателями джунглей.

Он обратился к своим товарищам-обезьянам, объяснил им, в чем дело, и пытался уговорить их сопровождать его, но все они, кроме Таглата и Чолка, отказались. Чолк был молод и силен и одарен большим умом, чем его товарищи, и, следовательно, обладал большей, чем они, силой воображения. Ему эта экспедиция сулила приключения и поэтому сильно манила его.

У Таглата была совсем иная побудительная причина, и если бы только Тарзан из племени обезьян подозревал о ней, он набросился бы на эту обезьяну и задушил бы ее в ревнивой ярости.

Таглат был уже не молод, но это был громадный зверь с колоссальными мускулами, жестокий и, в силу своего большого опыта, хитрый и сообразительный. Он отличался огромным ростом, и вес его громадного тела часто давал ему возможность победить более ловкого молодого противника. У него был мрачный и угрюмый нрав. Это выделяло его даже среди его нахмуренных товарищей, где такой характер является скорее правилом, чем исключением. Хотя Тарзан и не замечал этого, Таглат свирепо ненавидел его.