А пока в Компьене разыгрывалась эта сцена, мадам Шатофор вернулась в Париж и попала на прием к министру Лувуа.

— Однажды вы уже спасли Бель-Роза, — ответил ей министр, когда она изложила свою просьбу, — второго раза не будет.

Мадам Шатофор сделала удивленный жест.

— О, память мне не изменяет, — сказал Лувуа, — на этот раз Бель-Роз не лишил жизни человека, но на десять лет его преступление вполне потянет. Он сейчас в Бастилии, там и останется.

Бель-Роз тем временем очутился в одиночной камере Бастилии. теперь он лишился свободы, но заодно и текущих забот. И он предался размышлениям о своей жизни. Мало-помалу они свелись к дилемме — как ему быть с чувствами к Сюзанне и Женевьеве. Но удалось лишь одно: он пришел к выводу, что если эти две звезды почему-либо погаснут в его жизни, угаснет и сама его жизнь.

Через некоторое время за Бель-Розом пришел конвой, и его отвели к начальнику тюрьмы. Войдя, Бель-Роз увидел, что в кабинете присутствует также Лувуа, которого он узнал по виденным ранее портретам.

— Мсье, это вы были утром у господина Бергама? — спросил его министр.

— Да, я.

— И вы забрали у него бумаги, предназначенные мне?

— Я их купил, как обычный товар.

— Но я их купил ещё раньше.

— Товар принадлежит тому, кто расплатился первым.

— Да вы смелы, — усмехнулся министр, — но я могу расправиться с вами, если того пожелаю.

— Это вы действительно можете.

— Вы сожгли бумаги?

— Да, монсеньер.

— Полностью?

— Да.

— Вы ознакомились с их содержанием?

— Нет, монсеньер.

— Но видно, что-то подозревали, раз вы их уничтожили?

— Такие подозрения могут возникнуть, судя по той поспешности, с которой меня преследуют.

— Вы не ошиблись. Иначе вас бы тут не было.

— Догадываюсь.

— Одно ваше слово, мсье, может вас убить.

— Только одно?

— Одно-единственное. Вы же видите, я позаботился о вашем тщательном содержании.

— Э, есть слова, которые стоят всего этого.

— Берегитесь, чтобы вам не замолчать окончательно. Ну, хватит. Я хотел бы знать, желаете ли вы сохранить голову или нет.

— Это угроза, монсеньер?

— Более, чем вы думаете.

— Кровь за бумаги, которые я даже не прочел? Вы расточительны, монсеньер.

— Но одно слово может вас спасти.

— Какое?

— Имя того, кто послал вас за этими бумагами.

— Есть причина, по которой я не смогу вас удовлетворить.

— Какая же?

— Если я скажу вам, что я приобрел бумаги для себя, вы мне поверите?

— Нет.

— Тогда мне остается молчать. Ведь если я что-то вам все же скажу, почему вы тогда должны мне верить?

— Это ваше последнее слово?

— Совершенно верно.

— Верно, если не применять неких превосходных инструментов для извлечения более откровенных изречений.

— Попытайтесь, — ответил Бель-Роз, замолчал и скрестил руки.

Когда его увели, начальник тюрьмы заметил, что, похоже, Бель-Роз из тех, кого не заставишь заговорить.

— Посмотрим, — пробормотал Лувуа.

На другой день смотритель, принесший ужин, сунул Бель-Розу в руку записку. Тот развернул её и прочел:"С вами старый друг.» Бель-Роз узнал почерк: то была Женевьева.

Среди ночи за ним снова пришел конвой, но повели его уже другим путем. Его привели в огромную удлиненную комнату, вид которой не оставлял сомнений: то была камера пыток. В ней, помимо секретаря, находился человек, одетый в черное. Рядом сидел начальник тюрьмы, читавший какое-то письмо, которое спрятал при появлении Бель-Роза.

— Вы здесь согласно приказанию господина Лувуа, мсье, — заявил начальник тюрьмы. — Вы по-прежнему отказываетесь назвать интересующее его имя?

— По-прежнему.

— Я обязан вас предупредить, что имею право использовать все средства, которые сочту необходимым, чтобы заставить вас разговориться.

— Это ваш долг, мсье. Я попытаюсь выполнить свой.

— Вы молоды. У вас наверняка есть мать, девушка, сестра. Одно слово, и вы свободны.

— Цена этой свободы — моя честь. Будь у вас сын, вы бы ему сказали то же самое.

— Стало быть, вы ничего не скажете?

— Ничего.

— Как хотите.

Начальник тюрьмы сделал знак, и из темноты, куда не проникал свет факелов, горевших в камере, выступили два человека. Бель-Роз поначалу их не заметил. Они подошли и раздели его, оставив только штаны и рубаху. Затем принесли нечто вроде длинного портшеза и привязали руки Бель-Роза к шестам. Один принес два больших ведра воды, зачерпнул полную кружку и поднес к губам Бель-Роза.

Пытка водой, — усмехнулся Бель-Роз.

— Да, мсье, — ответил человек в черном (Врач, — подумал Бель-Роз про себя), — и многократная. Но она не калечит.

Бель-Роз взглядом поблагодарил начальника и выпил кружку. Вторую не допил до конца. Один из палачей откинул ему голову назад и насильно влил в рот все до последней капли. Бель-Роза охватила дрожь. Новая кружка. Зубы Бель-Роза застучали после первых же глотков, и вода пролилась ему на грудь. Палач сунул ему в рот железную воронку и разжал зубы. Новая кружка. Бледный Бель-Роз вцепился в шесты. По всему его телу пробегали конвульсии. Весь мир, казалось, сошелся в воронку, из которой вливалась смерть. Но в сознании у него все ещё вспыхивали время от времени образы любимых. И, странное доле, воронка делалась меньше, а весь его организм как бы становился нечувствительным к ней. Но зато потом действие воронки становилось ещё более мучительным. Врач, наконец, приложил руку к его сердцу.

— Ну? — спросил его начальник.

— Похоже, скоро конец. Одну, от силы, две кружки. С третьей появится риск смерти.

— Слышит ли он нас?

— У нас есть средство, которое заставит его слышать в любой момент.

— Какое?

— Раскаленное железо.

— Оно готово, — произнес один из палачей. На лице начальника проступили ужас и сострадание.

— На сегодня хватит, — отрезал он. И когда носилки с Бель-Розом скрылись за дверью, пробормотал:

— Я же предупреждал, что он промолчит.

Начальник тюрьмы информировал Лувуа о результатах допроса Бель-Роза.