бывший муж был киноактером, – пояснил Фрэнк. – Я заметил один из его фильмов на канале классического кино, в три часа ночи во вторник и в двенадцать в четверг. Возможно, мама видела его там, хотя не думаю, что она любит с ним встречаться, даже на канале «Классика». Поэтому у нас только один телевизор. Чтобы минимизировать вероятность случайной встречи. По той же причине она сказала ему не приходить больше в наш дом.

Против своего обыкновения пропускать разглагольствования Фрэнка мимо ушей я ловила каждое слово.

– Ее бывший муж приходил в ваш дом после развода?

Я тщетно пыталась вспомнить, как он выглядит и похож ли на Фрэнка. Ни лица, ни имени. Только обнаженный торс.

– И как долго это продолжалось?

– Несколько лет.

– Значит, ты с ним встречался?

– В жизни – нет, хотя не отказался бы. Критики творчества бывшего мужа моей матери утверждают, что его харизма и физические данные достойны Оскара, а стоит ему открыть рот, и он превращается в Пиноккио. На мой взгляд, это комплимент, поскольку картина «Пиноккио», выпущенная в тысяча девятьсот сороковом году киностудией Уолта Диснея и завоевавшая Оскара, – один из моих любимых анимационных фильмов.

– Высокая оценка, – сказала я.

– Именно. Где же мама? Если мы опоздаем в школу, нет смысла туда вообще ехать.

– Погоди, я не понимаю. Зачем бывший муж приходил к твоей маме после развода?

– За футболками.

– Я потеряла нить.

– Какую еще нить?

Я вздохнула.

– Послушай, Фрэнк, я не могу понять, что за футболки и зачем он за ними приходил?

– Очень просто, – сказал Фрэнк. – Когда мамин бывший муж был звездой, то почти не носил рубашек. Он всегда ходил в черных футболках, прилегающих к телу. Фактически он получил свой актерский псевдоним в честь такой футболки.

– Псевдоним? А как его по-настоящему звали?

– Милтон Фуллер, а друзья называли Милт. А приятели со времен Пляжа мускулов – и вовсе Милт-качок. Хотя он вполне заслужил это прозвище, можно понять, почему, выбрав актерскую карьеру, Милт решил поменять имя и стал Хейнсом Фуллером. В старые времена артисты часто пользовались псевдонимами. Настоящее имя Фреда Астера – Фредерик Аустерлиц, а его друг Бенджамин Кубельски известен миру как Джек Бенни. Зачем Хейнсу, он же Милт, было менять имя, а затем выходить на люди в нижнем белье, остается для меня загадкой.

Мальчик поморщился, опустив взгляд на свои шнурки – естественно, не завязанные.

Я присела и тщательно завязала их на двойной узел.

– Чтобы ты не споткнулся на площадке, – сказала я Фрэнку. – Так что здесь делают его футболки?

– Когда Хейнс, то есть Милт, прославился и всплыла история о том, как он выбрал актерский псевдоним, компания «Хейнс», которая производила нижнее белье, ставшее для него источником вдохновения, начала бесплатно присылать ему футболки ящиками. Потом Хейнс перестал быть звездой, и мама думала, что компания перестанет присылать футболки, а они все равно продолжали. Мама стала писать на коробках «вернуть отправителю» и сказала, чтобы он больше не приходил. Таким образом, у нас осталось не меньше сотни футболок, которые Хейнс открыл и забыл. Мама бы их давно выбросила, но, как видишь, они чрезвычайно полезны в домашнем хозяйстве. Ими очень удобно полировать серебро. Вот если бы у нас была коза!

– Какая коза?

– Мы бы тогда процеживали молоко через футболки и делали рикотту. Продавали бы на фермерском рынке и зарабатывали деньги.

– Что бы мы продавали на фермерском рынке? – спросила появившаяся на пороге Мими.

– Козий сыр. Только надо заказать белые фартуки. Длинные, как у французских официантов.

Я представила себе эту картину. Мими выглядела расстроенной.

– Что случилось? – спросила я.

– Не могу найти телефон.

– У меня есть, если что.

– Я не могу выйти из дома без телефона, – заявила она. – Он мне нужен.

– Позвонить вам? – спросила я.

– Да.

Я набрала ее номер, и через несколько секунд мы услышали Кэба Кэллоуэя, распевающего свое знаменитое «хай де хо». Проследить направление музыки оказалось нетрудно.

– По-моему, ваш телефон у Фрэнка в кармане, – сказала я.

Фрэнк вытащил его на свет божий.

– О, точно. Я поменял тебе рингтон, мамочка. Там стояли стандартные настройки, и, находясь в помещении, полном людей, ты могла бы не узнать свой звонок. Я избавил тебя от этой неприятности. Ты рада?

– Конечно, проказник, – ответила Мими, хотя лицо у нее при этом было не радостное.

– У тебя сердитое лицо, – настаивал Фрэнк. – Ты на меня сердишься?

– Что еще за сердитое лицо?

– У доктора Абрамс в кабинете есть таблица, с помощью которой мы готовились к возвращению в школу. Овальное лицо, вот такое, – Фрэнк нахмурил брови и сжал губы в узкую полоску, – это сердитое лицо. Если ты поднимешь одну бровь на сердитом лице, вот так, – он продемонстрировал, – это скептическое лицо. Довольное выглядит вот так. – Фрэнк расслабил брови, сощурился и растянул рот в улыбке.

– Я находил эти упражнения скучными, пока доктор Абрамс не обратила мое внимание на тот факт, что великие актеры эпохи немого кино были настоящими мастерами таких тонкостей.

– Поэтому ты заговорил о Бастере Китоне? – спросила Мими.

– Да. Я возразил, что Китона называли «великим комиком с каменным лицом» за способность выразить широчайшую гамму эмоций, не меняя выражения. Доктор Абрамс ответила, что не все ученики начальной школы столь гениальны и мне же будет лучше, если я научусь выражать свои чувства более явно.

Фрэнк склонил голову набок, копируя Мими, и сказал:

– Сейчас ты изменила довольное выражение на нежное.

Мими обняла сына и поцеловала в макушку. Я растрогалась. Она не обязана меня любить. Вся ее любовь обращена на сына, который нуждается в ней больше, чем я. С трудом уложив Фрэнка в постель, она всю ночь не спала, переживая, что с ним будет в школе. Естественно, она устала. Я решила, что это многое объясняет: она не злая, а просто измученная.

Мими прижалась щекой к макушке сына и заметила, что я смотрю на них.

– Чего уставилась? – рявкнула она.

Небольшая поправка: измученная и злая.

– Мне здесь не место, – сказал Фрэнк, когда мы подъехали к школе.

– Ты должен ходить в школу, – отозвалась Мими, точно уговаривая саму себя. – Все будет хорошо. Не волнуйся, я зайду с тобой. Ты теперь в четвертом классе, поэтому, будь добр, ничем не швыряйся, не бейся головой и не рви на себе волосы. Даже если тебя что-то расстроит. Очень тебя прошу.

Мы вышли на парковку за детской площадкой. Фрэнк посмотрел в глаза моей юбке и сказал:

– Ты что, не слышала? Мы с мамой идем в класс. Ты остаешься здесь.

– Гм…