– А где твоя мама? – спросил он, не узнавая собственного голоса, наполненного тяжёлым предгрозовым ожиданием.

– Там, – махнул рукой мальчик, – лежит.

– Почему лежит? – удивился Ярослав.

Весь этот разговор, да и сама ситуация, явно переходили в разряд сюрреалистических, как на картинах Сальвадора Дали, где реальность мешалась со снами и вымыслом.

– Сгорела, – философски пожал плечами Тёма. Мол, бывает такое в жизни.

– Отведи меня к ней, пожалуйста.

Логинов глубоко вдохнул и, закрыв за собой калитку, направился вслед за мальчиком.

Когда они вошли в холл, Саша уже спускалась по лестнице. Наткнувшись на Ярослава взглядом и переведя его на сына, она сделала почти неуловимое движение, словно раздумывала – не сбежать ли сейчас назад в свою комнату и закрыться, сделав вид, что никого не видела.

Но потом словно решилась и продолжила спускаться.

– Привет, Ярослав, – и голос, и лицо, да и сама она оставалась спокойной. Слишком спокойной, учитывая, что Барановская скрывала от него! – Вы уже познакомились?

– Да, мам, – ответил за него Тёма и встал рядом с Ярославом.

Сашка скользнула взглядом с одного на другого, заметила их медальоны и слегка помрачнела. Но потом снова улыбнулась сыну.

– Ну и хорошо, – Логинова начало злить её возмутительное спокойствие. Совсем не так, по его мнению, она должна была реагировать.

– Ты ничего не хочешь мне объяснить? – он пока сдерживался, но раздражение уже слегка проступало в голосе.

Саша должна была услышать это и воспринять как предостережение. Но она не восприняла.

– Давайте выпьем холодного лимонада. Я сейчас сделаю.

И первой прошла в кухню.

Мальчик вприпрыжку последовал за ней.

Сын…

– Когда ты собиралась мне рассказать?

Логинов встал в проёме двери, прислонился плечом и, сложив руки на груди, наблюдал, как Сашка достаёт апельсины, лимон, моет их под краном.

– Когда ты собиралась мне рассказать? – он повысил голос, перекрикивая шум воды.

Краем зрения заметил, как Тёма широко раскрыл глаза от удивления и… нет, пока не испуга, но чего-то очень близкого к нему.

Сделал себе зарубку – сбавить тон, чтобы не пугать ребёнка. Но по тому тёмному и булькающему магмой, что поднималось изнутри, понял, что вряд ли получится.

Значит, нужно убрать его отсюда.

– Артём, иди к себе в комнату.

Мальчик вопросительно взглянул на маму, и она кивнула:

– Иди. Всё хорошо.

Больше Сашка не была расслабленной. Она подобралась, как перед схваткой. Тигрица, собиравшаяся защищать своего детёныша.

Они смотрели друг другу в глаза.

Чёрт!

Ярослав знал отличный способ сбросить скопившееся напряжение. Но теперь он должен был учитывать наличие в их жизни ребёнка, переводившего сейчас большие глаза с мамы на папу.

И сначала он хотел получить ответ.

– Когда ты собиралась мне рассказать? – повторил он в третий раз, когда Тёма ушёл из кухни. Горло сдавило, и голос осип, слова с трудом прорывались наружу. От злости? Раздражения? Обиды?

Сашка ещё раз зыркнула на него и вдруг сдулась.

– Я собиралась, Яр, честно, – вместо того чтобы защищаться, принялась оправдываться. Опустилась на стул. – Всё выжидала, надеялась, наступит удачный момент. Но как его узнать, этот момент, после десяти-то лет? Не знаю…

Она развела руками и опустила глаза.

Злость угасла. Так же быстро, как и разгорелась.

Захотелось подойти к ней, обнять, успокоить, уткнуться носом в волосы и прошептать, что всё хорошо, что он очень рад.

Надо же, любимая женщина родила ему сына.

Это же отличная новость!

Ярослав уже почти сделал движение, чтобы отойти от стены и приблизиться к Сашке. Но именно в этот момент раздался крик:

– Я принёс мазь, любимая!

Мимо ошалевшего Ярослава пронёсся какой-то белобрысый тип и опустился на колени возле Сашки.

– Сейчас я намажу твои прекрасные ножки, и к нашей свадьбе всё заживёт.

Я, конечно, знала, что у Севы много замечательных качеств, талантов и способностей, но сегодня он превзошёл сам себя.

Это ж надо появиться так не вовремя!

А что он там кричал про нашу свадьбу?

Впрочем, ошалевший взгляд Логинова этого стоил. Хотя смешно мне было совсем недолго. Лишь какую-то долю секунды.

Ровно ту самую долю секунды, за которую на лице Ярослава проскочили, сменяя друг друга, четыре эмоции: удивление, понимание, гнев и жажда убийства.

Я испугалась, что сейчас от нас с Севой останутся рожки да ножки. В этот момент мне даже не пришло в голову, что бывший жених сможет что-то противопоставить жениху нынешнему.

Когда-то мы с мамой ходили в оперу. Был такой момент, когда она пыталась выяснить, к чему тяготеет моя душа.

К опере она явно не тяготела.

Возможно, виной тому был мамин выбор: «Отелло» – совсем не то, что стоит показывать впечатлительной тринадцатилетней девочке.

Представление было довольно скучным и затянутым. Но из всего действа мне запомнилась сцена убийства. И грозное лицо обманутого мужа, сотрясающий потолок голос и обмякшее тело Дездемоны.

Так вот что она чувствовала, перед тем как мавр задушил её. Сейчас как никогда я понимала несчастную изменщицу.

Надеюсь, у Ярослава нет африканских корней.

Но прежде чем Логинов успел сказать что-то, о чём потом пожалеет, я поднялась, оттолкнув при этом Севу, и сообщила:

– Ярослав, познакомься, это Всеволод, мой бывший жених, он привёз Тёму. Сева, это Ярослав – отец моего сына.

– Всеволод Ивáнов, очень приятно познакомиться с вами, – Сева поднялся на ноги и протянул сопернику ладонь для пожатия.

Логинов сжал её, скорее, автоматически, потому что не отрывал взгляда от меня злого взгляда. А я боялась, что искры из его глаз перекинутся на занавески.

– Ярослав Логинов, мне тоже очень приятно, – прошипел он, сделав акцент на слове «очень», причём так, чтобы сразу стало понятно, даже о малой толике приятности здесь не могло идти и речи.

– Тёма – замечательный мальчик, мы с ним очень дружим, – всё не унимался Сева, у которого напрочь отказало чувство самосохранения. – Я вот сразу и понял, что вы его папа, хотя раньше вас никогда и не видел.

На родительской кухне были очень красивые занавески – тёмно-жёлтые с крупными букетами полевых цветов.