Та обиделась: «Это ты от зависти!»

Ольга решила, что со Светкой покончено. «Зачем мне такие подруги?»

А Светка не поленилась еще и позвонить и выдать тираду: «Сама загнала себя в угол, сама виновата и от горя и злости не можешь порадоваться за близких людей! Всех разогнала – и меня, и Алку! Не говоря уже об Андрее!»

Здесь, собственно, варианта два: или стерва, или дура. Другого не дано.

Ольга знала, что Светка – дура. И все ее выпады только от глупости. Словом, общаться с ней расхотелось совсем.

В то время Ольга вообще не могла общаться. Ни с кем. Себя жестоко ненавидела, а всех остальных – презирала.

Вскоре узнала: не обида прогнала ее жениха! Просто встретил он там, в Выборге, женщину. Молодую, красивую. Легкую. И без заморочек. Наверное, влюбился. Так бывает: крышу снесло и – все! На все наплевать! Тем более на какую-то дуру, разрушившую его представление о женитьбе как красивом празднике. О нем и не подумала! Так с чего бы ему думать о ней?

«Предатель, – шептала она. – И чтобы в такое ужасное время!..»

* * *

В октябре Алка пристроила дочек к бывшей свекрови и собралась съездить в Питер. Звала с собой Ольгу. Та раздумывала, колебалась. Питер она любила. Часто думала, что там, в Питере, она обязательно была бы совершенно счастлива! Подумать только: каждый день проходить мимо эдакой красоты! Жить среди этого – не просто любоваться суетливым туристом, закидывая голову назад, и щелкать фотоаппаратом, а жить!

Конечно же, в историческом центре! И наплевать, что там – одни коммуналки с минимумом удобств. За такую красоту и честь жить в музее надо платить! Но перетащить туда маму и бабушку было нереально. Баба Тоня – типичная москвичка, выросшая в Замоскворечье. В детстве она гуляла там с внучкой, рассказывая про купеческие особняки. Читала маленькой Оле вслух Гиляровского. А маме, давно ушедшей в себя, было и вовсе все равно: Питер ли, Москва… Главное – чтобы ее опекали, обихаживали и еще… Оставили бы в покое и давали спокойно болеть!

А после ухода бабули и мамы Ольге стало все равно, где жить и как. Потому что жить вообще не хотелось. Нигде!

В Питер с Алкой она не поехала. И, как оказалось, не зря! Вот ведь судьба! Экскурсоводом дальними родственниками к одинокой Алке был приставлен старый холостяк из питерских интеллигентов. Разумеется, знаток архитектуры и всего прочего. Алка сначала сопротивлялась, а потом согласилась. Чтобы не обидеть заботливую родню. Ну и закрутился у них с этим Петей страстный роман. Алка вернулась в Москву и… через две недели рванула обратно.

Светка – вот ведь чудеса! – взяла на себя Алкиных девчонок. В первый раз в жизни!

Ну, и через полгода питерский Петя уже проживал на Алкиной жилплощади.

Человеком он был в высшей степени странным: молчаливым, закрытым. Какой-то научный сухарь, не иначе.

Но с Алкиными девочками быстро нашел общий язык, и они его обожали.

Алка говорила, что у него удивительный юмор – нестандартный и малопонятный. Но если понять – обхохочешься просто до коликов!

Алка расцвела как маков бутон. С притязаниями к мужеску полу было покончено.

Часто она повторяла: «Как же хорошо, Оль, что ты со мной не поехала!»

Светка тоже крутилась со своим «пожелудым», как она называла своего неюного друга.

Признавалась: «Зануда страшный! Жадноват, это да. Но любит, девчонки! Заботится, понимаете? А обо мне никто никогда не заботился!»

«Пожелудый» (пожилой) Светкин любовник был мужчиной, мягко говоря, непривлекательным: лысый пузан, росту маленького, с носиком-пипкой и блеклыми круглыми глазками.

Но правда заботился. Кашку Светке варил, супчик. Проверял, надела ли Светка в мороз теплые колготки…

Алка презрительно хмыкала: «Конечно! Такая забота! Бесплатно ведь! Без единой копейки!»

Светка и Алка снова начали цапаться: «Твой, – орала Светка, – просто… маргинал, вот!»

Это она намекала на Петино безделье.

«Надо же, – с достоинством отвечала Алка, – мы слов-то каких набрались!»

«А твой старый лис?.. Все экономит? – вступала Алка. – А ты его так и корми – из того, что он принесет! Геркулес и кефир… Да, Свет? Господи! – Алка закатывала глаза к потолку. – Самое мерзкое – жадный мужик!»

«А твой – всем поделится! – не сдавалась Светка. Всем, что имеет! Умными разговорами, например… Знаниями… Да, Ал? Больше-то у него ничего нет! Или я ошибаюсь?..»

Питерский Петя был и вправду не трудоголик. Денег не зарабатывал – не умел. Приносил копейки (младший научный в музее). Но с девками Алкиными занимался. Водил по музеям, проверял уроки, делился знаниями.

Алка пахала как лошадь. Но при этом была совершенно счастлива. «Наверное, впервые в жизни: каждому – свое, – загадочно говорила Алка, и взгляд ее увлажнялся».

А Ольга все так же жила в каком-то своем тревожном полусне, в слабой реальности. Автоматически жила, не человек – робототехника.

Подруги ушли в свою жизнь. Одиночество. И адская усталость от него.

К весне Ольга твердо решила уехать. Оставаться в этом, некогда любимом городе, где сейчас ей было так плохо, Ольга больше не могла.

И квартира, еще недавно такая родная и любимая, а нынче выстуженная одиночеством и тоской, была ей почти ненавистна.

Перемена участи – вот спасательный круг! Полная перемена! Всего! Страны, города, работы, привычек…

У человека, оказавшегося в состоянии даже самого страшного и глубокого отчаяния, сохраняется инстинкт выживания – самый сильный из всех безусловных.

Мысль об отъезде взбудоражила Ольгу и встряхнула. И она лихорадочно начала искать возможные варианты.

«Уехать, уехать! – твердила она про себя. – И там… я буду другой. Здесь мне не вылезти! Здесь – бабушка, мама, Андрей. Здесь – все мое горе, мое одиночество. Здесь – предательство, которое душит меня. Здесь – моя черная яма и пропасть без дна. Здесь меня больше ничего не держит!»

Алка орала: «Куда ты поедешь? Ты инвалид! Еле ноги таскаешь! Сердце болит всю дорогу и голова! Ты же там просто сдохнешь! И сдохнешь еще быстрее! Там вообще никого не будет, ты понимаешь? Вообще! Здесь хоть мы!.. Квартира… Хоть родной язык!..»

В апреле Ольга решила: поставлю своим памятник – и все, до свидания!

Точнее, прощай! Прощай, моя прежняя жизнь! Прощайте, мои обиды, несчастье, тоска! Я уезжаю. А там – там как будет! Если сильная – значит, выживу. Ну а слабая…

И какая разница где умереть? В каких интерьерах?

Здесь, дома, оставаться больше невыносимо!

Помог, как ни странно, Светкин сожитель. Его племянница проживала в Штатах. Вышла замуж за американца. Там у нее все сложилось: дом, достаток, трое детей. И – вот чудеса! – нужна была няня: русскоговорящая, образованная и молодая. Списались, и та быстро выслала приглашение.