горы до самой реки. Даю голову на отсечение, если не поставлю тут вышки!»

Перед ней вставал не геолог с большой мечтой и не фанатик, а самовлюбленный, «якающий» человек. И она сразу теряла интерес и к поездке и к самому Белову. Людмила Михайловна даже подумала: «И зачем только я согласилась остаться в экспедиции? Плюнуть бы на все и уехать».

Вначале Великорецкий, а теперь Белов, каждый по-своему, отнимали у нее чувство вдохновенной радости, которое должно сопутствовать самоотверженному и тяжкому труду скитальца-геолога. В разговоре с ними мечта исчезала. Оставались только мелкие интересы.

Нет, лучше уехать!

Белов резко спросил:

— Объясните, пожалуйста, чего ради вы забились в горы? Почему не обследовали долину?

Милованова могла бы ему ответить, что она тоже возражала против детального исследования гор, что долина Белой и ей представлялась наиболее перспективным районом для разведки, однако Великорецкий настоял на своем, и главк утвердил представленный им план. Но стоит ли сейчас объяснять это Белову?

— Мы действовали по плану, утвержденному Москвой, — сдержанно ответила она после продолжительной паузы.

Опять наступило молчание.

Людмила Михайловна мысленно прощалась с этим краем.

У своих истоков, среди суровых и мрачных хребтов, Белая, названная башкирами Ак-Иделью, рокочет, прорываясь пенистым потоком сквозь дороги и узкие горловины на равнину. Здесь, в среднем течении, она особенно величава и красива, бег ее замедляется, шум волн слышен только в ветреную погоду.

Людмила Михайловна жадным взглядом глядела вокруг…

С половины мая пышной зеленью оделись белотелые березки. Под размашистыми ударами влажного ветра глухо шумели вершины развесистых дубов. Вдоль проселочной дороги поднялась молодая поросль. В этот сумеречный час таинственно перешептывались нежные листья клена.

Белов, следовавший за Миловановой (по узкой лесной дороге два всадника не могут ехать рядом), задумался. Его совсем не удовлетворило то, что он сегодня увидел. Необходимо перестроить план поисков: отказаться от случайных, выборочных исследований всего массива и остановиться на более перспективной площади, охватив ее, как железными щупальцами, буровыми вышками. Увеличить штат и форсировать разведку. Занятый своими планами, он не замечал ничего вокруг.

Цветет черемуха. Людмила Михайловна знала: коротка эта пора. Глаза любуются пышным цветением десять зорь. Всегда у нее прощание со снежно-кудрявыми цветами черемухи вызывало тихую грусть, точно она теряла близкого человека. Наверно, такое же чувство появляется, когда ты справляешь свадьбу близкой подруги, которая куда-то должна уехать, и, может быть, навсегда…

В неглубоких овражках и ущельях, на берегах говорливых ручейков разрослись густые кусты бересклета и орешника. На веселых полянках вытянулись цепкие кусты малины, а в тенистых уголках — ежевика…

Крикливые скворцы полетели за добычей. На местах свежих вырубок обосновались маленькие козодои, у ягодных мест — глухари. В молодой дубраве поселились сойки, в березовых рощах — иволги.

Белов взглянул на Милованову. Видимо, она утомлена поездкой, едет молча, опустив поводья. О чем она грустит? Да, на душе у нее должно быть невесело. А тут еще он был с ней резок и груб, как дьявол… С женщинами, которые ему нравились, он всегда бывал резок. А эта красивая девушка, наверно, избалована вниманием окружающих. Воспользовавшись тем, что дорога раздвинулась, как только проехали лес, Белов подстегнул коня и поравнялся с Миловановой.

— Нам придется еще вернуться в долину, — сказал Белов.

Людмила Михайловна искоса взглянула на него.

— Это теперь в вашей власти.

Белов словно не заметил иронии.

— Все материалы, с которыми я успел познакомиться, настоятельным образом требуют, чтобы мы занялись именно долиной Белой.

Милованова ничего не ответила, только пожала плечами, точно говоря: «Попробуйте».

Шаймурат, заметив, что Белов нагнал «инженершу» и о чем-то разговаривает с ней, поотстал. Как воспитанный карасяевец, старик не хотел мешать молодым людям. Он не сомневался в том, что между ними может быть только интимный разговор, который не требует свидетелей.

— Эй, старина! Что же вы отстали?

Это кричал Белов.

Старик пришпорил коня.

— Правильно ли едем? Что-то, помнится, мы не здесь ехали утром? — спросила Милованова.

— Этот путь короче, — объяснил Шаймурат.

Старик не сказал, что тут и безопаснее. Нельзя доверяться ночной дороге, идущей через дремучий лес. В течение последних недель не раз его острый слух улавливал звуки выстрелов в лесу.

Усталые кони шли, понурив головы. Всадники утомились не менее коней.

— Сейчас будет ущелье. Следуйте за мной, — сказал Шаймурат, выехав вперед.

Но не успели всадники проехать и нескольких шагов, как курлыканье журавлей заставило их всех, словно по уговору, остановить коней. В вечерней тишине отчетливо были слышны трубные голоса птиц: крры, курры, куррр. Птицы кружились над ущельем, медленно взмахивая крыльями, наверно, решили остановиться здесь на ночлег.

5

Ночью разразился дождь. Крупные капли барабанили по брезенту палатки, и казалось, этому дробному стуку не будет конца. Снаружи свистел ветер, нагоняя тоску. На душе у Белова было скверно оттого, что уже неделя прошла с тех пор, как он приехал в экспедицию, а работа за это время не продвинулась ни на шаг.

Лишь один день он подарил горному плато, а потом три дня вместе с Миловановой и Шаймуратом рыскал в долине реки Белой. Он придирчиво изучал брошенные разработки, шурфы, «дудки». Белов не жалел ни себя, ни Милованову, ни Шаймурата. Старик ворчал, что, видно, шайтан вселился в молодого ученого.

Выводы напрашивались сами собой. Надо в корне перестроить весь план поисков: отказаться от случайных, выборочных исследований всего массива и остановиться на более перспективной площади, охватив ее, как железными щупальцами, буровыми вышками. Такой перспективной площадью Белов считал район Карасяя.

Если б его вольная воля, Белов завтра же вызвал бы сейсмическую группу и начал хлопотать об отторжении у земляков Шаймурата широкой полосы земли от подножия Девичьей горы до реки. Если б его воля… Но на пути к бурению стоит Великорецкий со своими утвержденными в центре планами работы экспедиции. Удастся ли его убедить отказаться от этих планов? И главное, как это сделать? Ведь и Милованова, если верить Шаймурату, пробовала уговорить начальника спуститься в долину, да у нее ничего не вышло.

Что движет Великорецким?

Иван Михайлович Губкин во время последней их беседы перед отъездом Белова из Москвы сказал о Казимире Павловиче:

«Знаю, знаю его. Упрямый старик. Перед германской войной его приглашала на работу одна иностранная компания, орудующая на Кавказе. Отказался наотрез, не пошел служить иноземцам. А жилось ему тогда, я тебе скажу, небогато, оч-чень небогато!.. И сейчас в Башкирию сам напросился, никто его не неволил. Поехать поехал, а промышленную нефть на Урале в своей последней статье ставит под сомнение. Вот тут и разберись! Человек он, несомненно, честный, и если найдет нефть, первый