преодолеть трудно поддающиеся измерению толщи хамзинской робости, миловановской мелкотравчатой обиды, застарелого душевного ревматизма Великорецкого…

Белов лежал на узкой походной койке и думал: где тот бур, которым можно пробурить все эти пласты?

Уснул он лишь под самое утро.

6

Милованова сидела в самом темном углу палатки и, демонстративно не вмешиваясь в спор, просматривала газету, полученную, как всегда, с большим опозданием. На первой полосе беспокойный заголовок: «Санный путь рушится! Сплав в катастрофическом положении». Она, как правило, не читала передовых статей. Ей кажется, что их пишут крикливые и бездушные люди — такие, например, как Белов. Вот уже второй час с терпением, которого она в нем не подозревала, он доказывает Казимиру Павловичу, что надо начинать бурить.

Людмила Михайловна перевернула газету. «Столица Никарагуа разрушена землетрясением». «В «Востоккино» в сопровождении симфонического оркестра идет кинопьеса в шести частях «Не хочу ребенка». Во Дворце культуры — пьеса «Красный сев»… А вот объявления: «Я, Пономарев Иван Петрович, порываю связь с отцом-лишенцем П. А. Пономаревым, проживающим…», «Я, Касмынина М. В., порываю связь с мужем А. Г. Касмыниным и его отцом Касмыниным Г. И. …».

Она читала газету, но слышала все, что говорил Белов. И хотя он два раза сослался на ее изыскания, Людмила Михайловна видела его насквозь: он считает, что настоящая работа экспедиции началась только сейчас, после его приезда, а до него они тут только зря хлеб ели… Памятуя о прошлых своих разногласиях с Великорецким и не переходя целиком на его сторону, она хотела все-таки, чтобы мудрый Казимир Павлович сбил спесь с этого выскочки, показал ему его место.

С самого начала разговора Хамзин тоже не проронил ни слова. Это и понятно. Он ведь всегда говорит: «Мудрость — в молчании». Интересно, о чем он думает, слушая спор Казимира Павловича с Беловым?

Выслушав очередную тираду Великорецкого о его сомнениях по поводу уральской нефти, Белов сказал как по писаному (видно, давно уже приготовил эту фразу):

— Окончательный ответ на вопрос, есть на Урале промышленная нефть или нет, может дать только бурение.

Казимир Павлович устало вздохнул.

— Известно ли вам, дорогой коллега, что буровые работы производились в этой области давно, еще с конца минувшего века?

— В то время бурили только мелкие скважины, — живо отпарировал Белов.

Казимир Павлович снисходительно усмехнулся.

— Но Верхнечусовские Городки вынесли окончательный приговор!

Он намекал на неудачу, постигшую геологов в 1929 году в Верхнечусовских Городках. Одна из скважин, заложенная на разведку калийных солей, неожиданно для всех вскрыла нефтеносные известняки и дала фонтанирующую нефть. Но площадь, на которой была найдена нефть, не превышала тридцати гектаров, и дебит оказался так мал, что горючего не хватало на собственные нужды. Верхнечусовские Городки обманули надежды академика Губкина и принесли радость его противникам.

Людмила Михайловна затаила дыхание, ожидая, что ответит Белов на этот щекотливый вопрос.

— Нас не должна обескураживать первая неудача. Надо еще попробовать.

Ответ разочаровал Милованову. Всю эту неделю, наблюдая решительные действия Белова (про себя она их называла нахальными), Людмила Михайловна как-то незаметно сжилась с мыслью, что «выскочке» известно что-то такое об уральской нефти, чего она не знает. Она только терялась в догадках: сам он это открыл, вычитал ли где-нибудь или перед отъездом из Москвы ему шепнул заветное слово Губкин?.. То же, что он сейчас сказал, она и сама могла сказать и даже, помнится, говорила Великорецкому, отстаивая необходимость более активной разведки.

Неубедительностью такого ответа обязательно воспользуется Казимир Павлович. Так и есть!

— Значит, батенька, вы стоите за «диких кошек»? — тихо, почти ласково спросил Великорецкий.

«Дикими кошками» изыскатели называют беспорядочное бурение, поиски «на авось».

Милованова подумала: «Великорецкий — старый дуб. Крепкий дуб. Сломить или согнуть его невозможно». И ее разговоры насчет расширения разведочной площади тоже всегда кончались «дикими кошками». Посмотрим, как поведет себя сейчас ее преемник…

На миг ей показалось, что Белов сдается, загнанный в тупик Казимиром Павловичем. Он вытер платком потный лоб, сказал:

— Душно, верно, опять дождь будет… — и посмотрел на Милованову и Хамзина, не то ища у них поддержки, не то стараясь понять, какую позицию они занимают в споре.

Людмила Михайловна выдержала его взгляд, а Хамзин виновато отвел глаза. Белов усмехнулся, вспомнив свои ночные надежды на Сагита Гиззатовича. Видно, не прошла для Хамзина даром та трудная жизнь, о которой он говорил тогда у костра. Она пригнула его к земле, приучила к покорности. Хлебнул горя Сагит Гиззатович и на всю жизнь усвоил нехитрую мудрость: плетью обуха не перешибешь; хочешь иметь кусок хлеба с маслом — не перечь начальству…

Белов отодвинул папку со своими бумагами, лежавшую перед ним на столе, словно разуверился в том, что есть на свете такие бумаги, которыми можно пронять Казимира Павловича.

— Мы говорили до сих пор только как специалисты, — сказал он так, будто подумал вслух. — Попробуем теперь быть гражданами своей страны. Может, здесь мы найдем общий язык…

В экспедиции никто никогда не аргументировал свою точку зрения интересами политики. Это просто не было принято. Политика и наука существовали порознь, независимо друг от друга. Да и зачем было ссылаться на политику сегодняшнего дня, если наличие или отсутствие нефти на Урале предопределяла геологическая история?

Казимир Павлович недовольно поморщился. Хамзин неопределенно покрутил головой. А Милованова на одно мгновение позавидовала Белову. Казалось, он разбит, поражен насмерть — и вдруг наносит такой неожиданный удар! Выходит, она все-таки была права: Белов знал такое, чего она не знала. Только совсем не в геологии тут было дело!

Тихо, словно стесняясь, что приходится говорить такие общеизвестные вещи своим высокоученым слушателям, Белов спросил, имеют ли они право забывать о пятилетнем плане. Забывать о том, что у них строится пятьсот восемнадцать новых заводов и тысяч сорок машинно-тракторных станций, которые ни одного дня не могут просуществовать без горючего.

— Не мне говорить вам, что старый Баку не обеспечит нас нефтью. Какой же выход? Просить нефть у компании «Стандарт ойл»? Или у «Ройял датч шелл»? — Белов встал. — Черт возьми, геологи мы или нет? Русские мы или нет? Советские мы люди или нам наплевать на судьбу нашей страны?

«Кричит, как на митинге!» — привычно осудила Белова та, прежняя, обиженная на него Милованова, а другая, какая-то новая и незнакомая ей самой, не спускала с него удивленных глаз и думала: хотя Белов и ведет себя недопустимо грубо и невоспитанно, но в глубине души она ничуть не шокирована. Может быть, о самом наболевшем так именно и надо говорить, не заботясь о внешнем приличии? Может, она потому и не добилась здесь успеха, что слишком стеснялась возражать Казимиру Павловичу — все время видела в нем