своей страсти. Как она могла забыть о столь важной детали, когда провоцировала на первый поцелуй?

И все же тревога притуплялась в неге после оргазма. Действия Паны не были болезненными, как она опасалась. Она предполагала, что анатомия калкорианок отличалась, что они сформированы по-другому, чтобы проникновение сзади ощущалось безболезненным, которое, она уверена, должно быть пыткой для ее вида. И все же ощущение от возвратно-поступательного движения пальцев в тугом отверстии совсем не причиняло боли. На самом деле они ощущались… Возбуждающе. Невероятно возбуждающе, особенно когда она вспомнила, сколь запретно такое действие на Земле. Тем более, когда она думала о том, как легко он сможет овладеть ей там, даже если она воспротивится.

Пана поднял лицо от её пульсирующего лона, его губы и подбородок блестели от ее возбуждения, а улыбка была озорной.

— Как ты?

— Потрясена. — Её голос подрагивал, но ей было все равно. То, что он дал ей (и даёт сейчас) полностью разрушило все представления о сексе.

Пана тихо засмеялся.

— Я рад. Ты откликалась довольно бурно. Может, продолжим?

Она сглотнула. У неё не было соития несколько лет. Хоть он и не причинял ей боль, она всерьез опасалась, что он проникнет чем-то да побольше пальца в её почти девственную дырочку.

— Я давно не была с мужчиной. Никогда с калкорианцем, а вы, эм, оснащены посерьезнее. Мне может быть больно.

Он углубил поцелуй в её впадинке.

— Я буду осторжен.

Что не решало болевой проблемы. Пана снова склонился к ней, прежде чем Марьям успела запротестовать, и захватил клитор ласками языка. Потрясающее, свирепое возбуждение одернуло её от переживаний. Он лизал и посасывал, подталкивая к оргазму. Затем Пана вошел в неё пальцем, вынуждая сдаться. Секундой позже Марьям затерялась в пучине разрядки.

Она застонала, приходя в себя. Разрушена. Он разрушил ее. Разрушил для секса с другими. Кто еще сравнится с Паной в оральных ласках? С его силой, от которой она дрожала одновременно беспомощно и возбужденно? Она уже дважды кончила для него, но тело требовало большего, и что-то ей подсказывало, что он более чем способен дать ей это.

Фигура нависла над ней. Марьям моргнула, чтобы отогнать пелену с глаз. Пана наклонился между ног, полностью свободный от одежды. Его темные члены дернулись, один поверх другого, толстые и налитые кровью от возбуждения. Блестящие от влаги, их головки напоминали по форме пули. Тот, что войдет сзади, был размером её бывшего, а основной оказался намного больше.

Парализованная шоком, Марьям лежала под Паной. Она была слишком потрясена, чтобы двигаться или говорить. Возможно, приняв ее ошеломленное молчание за согласие, имдико взял дуэт в руки, пристраивая к вульве и анусу. Горячая плоть раскрыла половые губы и толкнулась внутрь. Затем другой толчок, на этот раз у нетронутого прохода. Проникая в растянутую плоть. Завоёвывая её.

Марьям очнулась от паралича, почувствовав дискомфорт. Она упёрлась ладонями в грудь Паны.

— Подожди, — сказала она на выдохе.

— Ш-ш-ш. Ещё чуть-чуть, — мелодично ответил он, проталкиваясь дальше. Дискомфорт усилился, начиная граничить с болью.

Часть Марьям требовала остановиться, ведь он мог причинить ей боль. И все же что-то заставило ее промолчать. Возбуждение не проходило даже несмотря на два гигантских оргазма, волна приятных ощущений обволакивала дискомфорт. Внутри кипел лютый голод, сверху давила тяжесть уязвимости, и вот Марьям опять забывает, как дышать.

— Вот так. Я чувствую, как ты сжимаешь меня, — вдохнул Пана. — Ты такая узкая, так обхватила меня. Идеально.

Он немного вышел, давая Марьям возможность перевести дыхание. Затем снова грубо вошел, проникая ещё глубже. Нежность вернулась вместе с захватывающим ощущением надвигающейся кульминации. Марьям замотала головой в сомнениях, что хочет продолжать, но оказалась не в силах удержаться. Она не была уверена, что вынесет сочетание восхитительного удовольствия и мучительной боли. Для неё это уже слишком.

— Сдайся, — потребовал Пана, глубоко толкаясь в неё.

Невероятные ощущения наполненности двумя членами внезапно принесли мощное чувство восторга. Пана терся обо что-то чувствительное, что-то невероятное по ощущениям наравне с лаской клитора. Марьям прогнулась от прилива приятных ощущений, которые содрогали её до самых костей.

— Да, маленькая землянка, сдайся мне.

Пана ускорил ритм бедер, задевая ту волшебной точку снова и снова. Её лоно и попка сжались, не сумев сразу приспособиться к его натиску, добавляя боль к процессу и каким-то образом усиливая плотское наслаждение. Марьям не боялась боли — наоборот, принимала её. Противоположные ощущения сменяли друг друга и в конечном итоге столь переплелись, что Марьям не могла определить, где начинается мучение и заканчивается экстаз.

— Вот так. Я чувствую твое желание. — Его полыхающие глаза на фоне темной кожи завораживали её. Подчиняли своей воле. Эйфория обволакивала её, она не могла сопротивляться, даже когда он убеждал озвучить немыслимое. — Попроси жестко трахнуть себя.

— Пожалуйста, трахни меня. Трахни меня жестко.

— Ещё раз. Назови моё имя. Произноси его каждый раз.

— Трахни меня жестко, Пана, — произнесла она, когда он вонзился еще глубже.

— Скажи, что принадлежишь мне.

— Я принадлежу тебе, Пана.

— Твоя щелка для моего траха. Скажи это.

— Моя щелка для твоего траха, Пана.

— Твоя задница для моего траха.

— Моя задница для твоего траха… Пана! — Её фраза закончилась криком, когда он напористо вошел внутрь, и их промежности столкнулись с шлепком. На мгновение агония возобладала над возбуждением, но лишь на мгновение. Вскоре восторг снова завладел Марьям, делая мучение сладким.

Пана схватил ее за ноги чуть выше колен и приподнял.

— Марьям, смотри на меня, когда я трахаю тебя. Смотри, как мои члены проникают в тебя.

И она подчинилась, взглянув, как он загоняет толстую длину переднего члена, как он исчезает в лобковых рыжих кудряшках, а затем возвращается блестящим от влаги. Она никогда не наблюдала за тем, как её берут. Секс с мужем всегда был в темноте, потому что так диктовали правила.

А это ни в коем случае не было правильным. Марьям отвела взгляд.

— Нет, Марьям. Ты добровольно отдалась мне, и я настаиваю, чтобы ты наблюдала за процессом. Смотри.

Его тон не допускал возражений. Марьям повиновалась, заставляя вернуть взгляд на запретное действие. Его ствол, его член погружался в неё. Загонялся в самую глубь. Трахал её, как животное, и она позволяла ему это.

— Невероятно, не правда ли? Посмотри на свою щелку, как она принимает меня. Почувствуй, как то же самое происходит с твоей задницей. Я трахаю тебя, и я кончу в тебя. Ты вынашиваешь моего ребенка и будешь заполнена моим семенем.

Грязная речь околдовала Марьям, как и его требовательные поцелуи. Как когда он силой ограничил её движения.