Как будто это его право. Она снова услышала слова, которые она произнесла по его приказу: что её щелка и и задница принадлежат ему и для его использования.

Все это было правдой. В то мгновение Марьям существовала лишь для Паны, он мог делать с ней все, что пожелал. Она могла испугаться, но чувствовала, что так и должно быть. Она принадлежала ему, а он владел ей.

Пана улыбнулся, словно читая мысли. Он протянул руку, чтобы убрать локоны с лица.

— Да, красавица, вот так. Уступи мне. Не сдерживайся. Это все, о чем я прошу — отдайся мне полностью.

— Твоя, — прошептала она.

Пана наклонился для поцелуя, накрывая её своим весом. Марьям становилась всё более податливой с каждым толчком, с каждым всплеском страсти. Интуиция подсказывала ей, что нет причин беспокоиться о его угождении, потому что он требовал лишь подчинения. Это был самый освобождающий момент в ее жизни.

Он все придавливал её к матрасу. Двигаясь в ней. Покрывая. Трахая. Марьям двигалась с ним, податливо принимая грубую силу, показывая, что признаёт его доминирование. В замен он снова вознёс её до экстаза. Пана наблюдал за ней жадно и страстно, как она выгибается, как теряется в оргазме, который он ей подарил. Он вбивался в неё, пока его члены не дернулись, заполняя её теплотой.

Слушать его стоны оказалось так же приятно, как и получать оргазмы.

Пана тонул в ощущении полной удовлетворенности всё глубже с каждой струей, покидающей его тело. Его довольные члены нежились в уютной теплоте, которая даже сейчас нежно тянула, вбирая последние капли страсти. Большие груди были мягкими, словно подушки. Он вдохнул сладкий аромат волос под щекой. Если это не рай, то что тогда? Он ни за что не хотел вставать.

Однако Пана не мог оставаться в эгоистичной полудреме. Он в ответственности за прекрасную женщину, которая доставила столь сильное удовольствие, и в ответ был более чем счастлив исполнить обязательства перед ней. Его дыхание выровнялось. Улыбаясь, он открыл глаза.

Прекрасная Марьям довольно наблюдала за ним, сверкая голубыми глазами. Ее взлохмаченные волосы разметались по подушке, а губы распухли и покраснели от его внимания. Она выглядела так, как и подобает любимой женщине. Расслабленной, разнеженная заботой. Он всё правильно сделал.

Чувство вины обрушилось на Пану ни с того ни с сего и разрушило его счастье. Он высвободился из ее объятий, сел на край кровати и закрыл лицо руками.

— Что? Что не так? — Марьям выглядела обеспокоенной и потянула его за руку. — Пана, что случилось?

Он попытался взять себя в руки, но не смог. Агония наполнила его голос.

— Дело не в тебе. Предки, ты так прекрасна. Каждая частичка меня хочет кричать об этом.

Она не ответила сразу, давая ему возможность продолжить, прежде чем заговорить снова.

— Спасибо, но твое выражение лица и тон не совсем убедительны.

— Просто… Почему у меня не было таких чувств к Бриэль? — он вскинул руки, встречая встревоженный взгляд Марьям. — Мы были вместе больше года, а тебя я знаю лишь несколько дней. Насколько я ужасен?

Марьям поняла, что у него на уме. Она села к нему на колени, чтобы погладить и поцеловать щеку.

— Тише. Сколько ни старайся, иногда отношениям не суждено сбыться. Мы это уже обсуждали.

— Но я никак не смирюсь. Она заслуживала гораздо лучшего имдико.

— Она заслуживала мужчину, который разделял бы ее интересы. Так же, как и ты заслуживаешь женщину, которая разделяет твои. — Марьям обхватила его лицо руками. — Хочешь, я побуду эгоисткой? Терпеть не могу, когда ты позволяешь совести разрушить одно из самых замечательных свиданий в моей жизни. Я предпочитаю забыть о том, что не должна быть с тобой столь скоро после ее смерти. Мне хочется просто раствориться в этом моменте — настолько мне хорошо. И я надеюсь, что тебе столь же приятно. Не так ли?

Как она не могла понять, что значил их секс для него?

— Именно поэтому я разрываюсь на части. Марьям, я не могу перестать желать, чтобы ты стала женщиной моего клана. Я бы влюбился в тебя так крепко, чего не произошло с Бриэль.

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. На ее лице отразилось замешательство, затем беспокойство.

Пана не ожидал, что она ответит на его чувства. Ему было больно ставить её в неловкое положение. Он стал полагаться на Марьям после смерти Бриэль. Она понимала его, помогала обрести равновесие в самые тяжелые моменты. Пана был бы счастлив, ответь она ему взаимностью, но пока он лишь просил разделить боль от неспособности полюбить потерянную матару.

Он поспешил объясниться, боясь, что она уйдет.

— Я лишь пытаюсь объяснить, насколько неправильной чувствую связь с другой женщиной. Тебе не нужно беспокоиться о том, что я попытаюсь заставить тебя полюбить меня. Сейчас я забочусь о твоем счастье, чего бы оно ни стоило.

Улыбка Марьям вернулась. Она была немного печальной, но Пане стало лучше после поцелуя.

— У тебя такая добрая душа. Я бы непременно сказала Бриэль, как ей повезло с тобой, будь она с нами.

— Не тогда, когда я не смог полюбить её.

— Ты потрясающий, и, конечно, смог бы кое-чему научить моего бывшего мужа. Или даже всему. Перестань заниматься самобичеванием и признай, какой ты невероятный.

Пана крепче обнял ее.

— А что если я просто сделаю все возможное, чтобы насладиться моментами с тобой? Ты права, я дурак, потому что не ценю настоящее.

* * * *

— Земные корабли вне досягаемости радара. Запускаю двигатели, полный вперед.

Келс не мог не оценить профессиональный тон рулевого. Экипаж эсминца состоял из невозмутимых солдат, а управляющие на мостике были вовсе бесстрашными. Управлявший кораблем драмок словно делился прогнозом погоды, отбросив эмоции.

Одак был не менее стойким.

— Главному по оружию следить за поисковыми кораблями.

Келс внимательно следил за показаниями компьютера, ожидая каких-либо признаков преследования со стороны землян. Особенно от огромного линейного крейсера, который подоспел на днях. У поврежденного калкорианского эсминца не было и шанса против космического убийцы.

Он подсознательно выстукивал ритм молитвы, которая звучала в голове. Мать Всего, присмотри за моим кланом, ребёнком и Марьям.

Келс нахмурился. Он уже не в первый раз ловил себя на мольбе всевышним силам сотворения, которым многие калкорианцы приписывали свое существование. Он произносил про себя мантру за признание невиновности Себиста, когда его другу предъявили уголовное обвинение. Он ежесекундно молился о выздоровлении Паны, когда супруг заболел тяжелой смертельной болезнью. Теперь его подсознание читало мольбу за тех, кто значил для него больше