— Ты, конечно, прав, Кай, и нас могут здесь накрыть, — сказал уже напившийся Тупэ. — Но при всем моем нежелании быть подравненным — а именно это случится, если Тиль нас догонит, я больше опасаюсь гомозулей или того же Корпуса, который сейчас рыщет по пещерам в поисках нашего друга. Как видишь, опасностей достаточно. Поэтому помолимся Калюсте и вверим ему наши жизни. Если думать о безопасности, то это озеро — не лучше и не хуже любого другого места.

По озабоченному виду грандира нельзя было сказать, что он готов вверить свою жизнь богу.

— Может, все-таки не будем останавливаться? — предложил он. — Жажду мы утолили…

— А голод нет, — категорично прервал его Тупэ. — Сейчас крыс жарить будем. У меня тут тайничок где-то был. Я в свое время уголька припас, надеюсь, никакая сволочь его еще не нашла.

И Тупэ отправился переворачивать булыжники, довольно напевая под нос. Зная его довольно хорошо, Кай пришел к выводу, что место, действительно, безопасное, а гном просто рисуется, вероятно, перед грандиром. Однако сам грандир этого не знал и оттого нервно ходил вдоль озера, постоянно оглядываясь по сторонам. Очевидно, ждал гомозулей, детей неба или горцев.

Кай не стал его успокаивать и, отойдя подальше, уселся на валун. Он не хотел, чтобы Валентин видел, как он морщился, снимая сапог. Грандир оказался прав. Мокрый носок натер кровоточащую мозоль, которая отдавала стреляющей болью по всей ноге. Оставалось надеяться, что холодная вода озера и короткий сон его вылечат, потому что других лекарств у них не было.

Тупэ все-таки нашел припасенное топливо, освежевал крыс и поджарил тушки, нанизав их на лезвие ножа. Как и предполагал Кай, грандир Валентин от своей доли отказался, сославшись на то, что не голоден, так как калюстианцев божий дух питает. От тяжелого запаха паленого мяса у Кая тоже слюнки не потекли, но он мужественно обглодал крысиную ногу, отдав оставшуюся часть тушки гному, который в результате съел всю добычу.

Спать решили до рассвета. По словам Тупэ, утром свет заливали всю пещеру, отчего ее и прозвали Солнечной. От дежурства, которое предложил Валентин, Тупэ отказался, заявив, что если им суждено стать добычей гомозуля, то дежурный от этой твари их точно не спасет. Валентин, конечно, все равно о своей жизни позаботился. Нашел самый высокий выступ в скале и забился в нишу, словно личинка в нору. Стоя у озера его было не углядеть. Спрятался он хорошо, вот только Кай не стал ему говорить, что гомозули обычно ползают по стенам, и шансов напороться на тварь больше у тех, кто устраивал себе лежанку в таких нишах. Тиль к тому времени уже храпел и оплошности грандира не видел. Подумав, Кай устроился прямо на берегу. Гном был прав — от всех опасностей не убежать, да и сама мысль о бегстве была ему противна. Если что произойдет, он примет бой первым.

С таким храбрым настроем Кай приготовился, что его вырубит, едва он закроет глаза, но этого не случилось. Сначала он ощутил все камни под спиной, потом ему стал мешать тихий плеск подземного озера, а под конец его одолел такой холод, что он подполз к остаткам костра и едва ли не лег в угли, которые остыли и от камней мало чем отличались. Ему посчастливилось сбежать из гномьего царства в полном гардеробе — в свитере, куртке, рубашке, брюках и сапогах. Перед тем, как его закрыли в сортире «думать о жизни», он работал в нижних забоях, где было особенно холодно, и где надевали на себя все, что имелось. Высохнув после купания в дерьме, свитер смердел, но Кай был рад, что не выбросил его по дороге, так как это был единственный предмет одежды, который грел по-настоящему.

Сон не шел.

Гном храпел на всю пещеру, грандир лежал неподвижно, словно покойник, и Кай было подумал, что тот не спит тоже, но потом заметил безвольно свисающую руку и решил с разговорами о самоделе и чантах повременить. Бессонница, возможно, сделала бы Валентина разговорчивее, однако, если он его разбудит, новой словесной перепалки не избежать. Сейчас меньше всего Каю хотелось напрягать мозг.

Раз не спится, то встань, разомни ноги, посоветовал голос доброго Калюсты, и Кай с радостью воспользовался советом. Он и не заметил, как оказался в тоннеле, ведущем к решетке с подравненными. Дорога вспомнилась так легко, словно он ходил по ней каждый день. Мозоль на пальце притихла, став похожей на затаившегося зверя, который еще не выбрал подходящего времени для атаки. Что ж — чем позже, тем лучше. Глаза Кая давно привыкли к темноте пещер, и, хотя пару раз он споткнулся, едва не расшибив голову о камни, Калюста уверенно довел его до самой решетки. Сколько прошло времени — пара секунд или час, Кай не заметил.

— Люди, отзовитесь! — крикнул он во мрак, опустившись на колени. На этот раз слух не подвел, и Кай точно различил шорох. Однако еще лучшим помощником оказался нос. Стоило наклониться ниже, как его оглушила такая волна смрада, что он, не сдержавшись, закашлялся и поспешно натянул на лицо ворот свитера. Вонь пропитанной потом и нечистотами шерсти была противна, но уже казалась родной, своей. То же зловоние, что окатило его из решетки, было настолько омерзительным, что Кай не взялся бы определить, из чего оно состояло.

— Я пришел вас спасти, — сказал он, чувствуя, что голос предательски дрогнул. Дело, которое казалось совершенно правильным еще минуту назад, вдруг превратилось в обузу, которую нужно было сбросить с себя как можно скорее — либо трусливо убежав обратно к озеру, либо покончив с этой решеткой здесь и сейчас.

Схватившись за прутья, Кай со всех сил рванул люк на себя и вдруг отлетел к стене, едва не уронив решетку на больную мозоль. Вместо того чтобы цепляться за ржавые петли, люк легко оторвался и теперь висел у него в пальцах, оттягивая их к земле. Осторожно опустив решетку на камни, он подполз к зияющей темнотой дыре, все еще слабо веря в то, что в одиночку справился с чугунной глыбой. Может, это Калюста придал ему силы?

— Держитесь, я бросаю веревку, — крикнул он вниз и тут же зажал рот рукой, так как в галерее ходов, которая просматривалась сквозь естественную дыру в стене, мелькнул свет. Это был не электрический свет фонарика Валентина и не тусклое мерцание плесени, которая осталась в сумке гнома. То горели факелы и, судя по бликам, мелькающим по вековым сводам, их было