Помощник Канина пролаял приказ вооруженным охранникам. Те выстроили пленников неровной шеренгой, лицом к любопытным горожанам. Один из каждой пары охранников ударил своего пленника по ногам, вынуждая опуститься на колени, а второй, схватив за волосы, пригнул голову вниз, обнажая для палача шею.

Прежде чем ответить на вопрос начальника, Торнак еще раз посмотрел на приговоренных, после чего поднял с земли тяжелый топор.

– Готовы, префект!

Канин хмурым кивком отдал приказ привести приговор в исполнение. Его помощник с каменным лицом шагнул к первому из восьми пленников и приложил к его шее топор, готовый в любое мгновение нанести смертельный удар. Однако прежде чем сделать это, он выждал секунду, пока префект не дал последний сигнал.

– Исполнить наказание!

Лезвие топора устремилось вниз. Один миг – и голова слетела с плеч разбойника. Ударившись о землю, она слегка подскочила, после чего безжизненно покатилась в сторону застывших по стойке «смирно» солдат.

– Раз, – прошептал Морбан. Впрочем, голос его прозвучал довольно громко, чтобы его услышали стоявшие рядом.

Марк обернулся, вопросительно выгнув бровь, но лицо знаменосца осталось каменным. Палач тем временем быстро перешел к другому пленнику и, прежде чем нанести смертельный удар, примерился топором к его шее. Подпрыгнув один раз, голова упала на землю, отвернувшись лицом от солдат. Морбан промолчал, сделав вид, что не замечает устремленных на него глаз Марка. Осознав, что его ждет, пленник, находившийся по другую сторону от следующей жертвы Торнака, в ужасе закричал. Не обращая внимания на железные кулаки охранников, которыми те осыпали его голову, он принялся молить о пощаде: слова сыпались с его губ, словно бусы с порванной нити.

– Только не я! У меня не было выбора! Казните других! У них руки по локоть в крови, но только не у меня!

Марк повернулся к своим солдатам. Разыгравшая перед их глазами сцена стала предметом обсуждения, пусть даже и шепотом.

– Всем молчать! – прикрикнул Трибул.

Та же самая команда раздавалась и в других когортах. Центурионы призывали солдат к порядку, а кое-кто для пущей убедительности был даже вынужден пустить в ход жезлы, чтобы утихомирить болтунов. Между тем на землю с глухим стуком полетела голова третьего разбойника, и четвертый еще громче зашелся в крике. Он мотал головой в надежде, что охранник ослабит хватку, и умоляюще косился в сторону старших офицеров.

– Это все он! Его все боялись! Я знаю! Я слышал, как он…

Охранник на миг отпустил его волосы и врезал ему кулаком по затылку. Не успел тот прийти в себя от удара, как Торнак, перешагнув через обезглавленное тело его товарища, уже занес над ним топор. Видя, что смерть неминуема, несчастный пленник поерзал на коленях и, прежде чем топор опустился, отвернулся в сторону. Его последние слова превратились в неразборчивый клекот, но и тот мгновенно стих, отсеченный окровавленным лезвием. Над плацем повисла гробовая тишина. Но уже в следующий миг ее нарушил приказ префекта.

– Продолжить казнь! – крикнул он с побелевшим от гнева лицом.

Марк услышал, как Морбан, не скрывая своего омерзения, прошептал:

– Крикун. Почему я не поставил на крикуна?

Когда казнь наконец завершилась, тунгрийцы покинули плац, разойдясь по своим делам. Примипилу Фронтинию, которому надоел палаточный быт когорты, не терпелось поскорее завершить строительство казарм. Собрав вокруг себя центурионов, он подробно изложил их обязанности на сегодняшний день.

– Все как обычно: две центурии несут караул, остальные заняты на стройке. Давайте постараемся завершить строительство уже сегодня. Согласны? Что скажешь, центурион Дубн?

Великан сделал шаг вперед.

– Примипил.

Фронтиний в упор посмотрел на него.

– У меня для тебя слова от трибуна. Можешь передать своим бывшим легионерам, что они быстро станут бывшими тунграми, если появится хотя бы намек на то, что они снова ищут на свои головы неприятностей в Первом легионе Минервы. Более того, Рутилий Скавр уверяет меня, что лично передаст их своему товарищу трибуну Беллетору для наказания – или какие там еще меры тот сочтет нужным принять по отношению к ним как бывшим легионерам. Что-то подсказывает мне, что твои солдаты не горят желанием попасть в такой переплет, не так ли?

Дубн подавил улыбку. Уголки его рта если и дернулись, то почти незаметно.

– Нет, примипил, я бы сказал, что они вряд ли будут этому рады.

– В таком случае, центурион, так им и скажи. Свой последний шанс они уже имели. Если в следующий раз хотя бы кто-то из отряда Хабит перейдет черту, пусть пеняет на себя. Им покажется, что они в бане нагнулись не в самый подходящий момент. Свободен.

Офицеры отправились поднимать солдат на трудовые подвиги. Марк перехватил взгляд Юлия и вопрошающе посмотрел на друга.

– Арминий говорит, будто ты вчера вечером выходил в город.

Центурион кивнул и покосился на удаляющуюся фигуру Дубна, спешившего к своим солдатам. Великан шагал быстрой и решительной походкой человека, который готов потратить целый день, вдалбливая в своих подопечных слова центуриона, причем делать это он будет со своим знаменитым на все когорту усердием.

– Между нами, брат? Если ты скажешь Дубну, где я был, конца его речи мне никогда не услышать.

Марк кивнул.

– Это останется между нами. Ты ее нашел?

Юлий посмотрел на свои сапоги и кивнул.

– Да. Она хозяйка заведения под названием «Синий вепрь», что в северо-восточной части города. Шикарное место, что и говорить. Все как положено: мягкие ложа, дорогое вино, девушки, о каких можно только мечтать. Она предложила мне бесплатно провести время с любой, какая мне только приглянется, но хотя у меня встал, как та кровяная колбаса за два денария, я видел перед собой женщину, какой она была пятнадцать лет назад, вынужденная, чтобы не помереть с голоду, заниматься ненавистным делом. И я сказал ей, что просто пришел поговорить. Как ты понимаешь, я солгал. На самом же деле мне хотелось исправить ошибку, которую я совершил, оставив ее здесь, когда принял военную присягу. Мы несколько минут поговорили с ней, как совершенно чужие люди, – впрочем, наверное, так оно и есть. Вернее, в основном говорила она – о том, как сложилась ее жизнь после моего отъезда. Я же сидел и слушал с красным лицом, глядя на нее коровьими глазами, а ее телохранитель хихикал у меня за спиной.

Рассказчик умолк и, закрыв глаза, покачал головой.

– И? – поторопил его собеседник.

Юлий вздохнул, и на губах его заиграла смущенная улыбка.

– Она встала, взяла меня за руку и потащила в отгороженный шторой альков. Телохранитель, который, похоже, теперь воспринимает меня как свою собственность, сказал мне, что у них этот закуток предназначен «для быстрого перепихончика». В общем, она отдернула шторку, приложила руку к моим губам, затем сунула руку мне под тунику и в два счета облегчила меня – быстрее, чем я рассказал тебе об этом. После чего чмокнула меня в щеку, велела принести полотенце, а меня отправила восвояси. В результате я пропустил вчерашнюю потасовку. А жаль.