Осман остолбенел и потерял дар речи.

Я кинул ему плащ.

– Где Удакс?

– Что?

– Тот, кто на меня напал. Ирчтани. Что с ним?

Кастелян тупо посмотрел на меня, словно не понимая, для чего мне это знать.

– Под замком. В карцере, – ответил он, моргая. – Зачем вам?

Он держал окровавленный плащ, толком не глядя на него.

– Теперь его жизнью распоряжаюсь я.

Осман потряс головой:

– Существует протокол. Министерство внутренних дел будет расследовать. Даже инквизицию могут подключить из-за вас и вашего сквайра. Он правда принц?

Я кивнул, и кастелян выругался.

– Лорд Марло, я был очень взволнован и обрадован, узнав о вашем прибытии. Сам Полусмертный на моей базе. Герой Аптукки. Мне не терпелось с вами познакомиться. Я не ожидал… – он махнул рукой, – такого дерьма.

– Он притягивает неприятности, как магнит, – сказала Валка.

– А если это только начало? – спросил сэр Амальрик. – Что, если птицы что-то замышляют?

– Замышляют? Вся тысяча? – Я попытался скопировать испепеляющий взгляд Валки. – Вся тысяча, которую вы за час смогли успешно запереть в казарме? Уж простите, но я бы на вашем месте не беспокоился.

Я дотронулся до пластыря на лице. Несмотря на браваду, внутри меня копошилось мрачное чувство. Что, если кто-то действительно что-то замышляет? Не ирчтани. Я не был специалистом по их повадкам, но нападение Удакса выглядело чересчур внезапным. Неужели кто-то подговорил его напасть?

«Кажется, нам предстоит новое расследование», – подумал я.

Нельзя было исключать, что Удакс был лишь направленным на меня оружием и его поступок был мотивирован чем-то иным, нежели колониальным и межрасовым конфликтом. Или нет?

Я откашлялся и сказал:

– Пока ваши разведчики не вышли на связь, времени у нас в избытке. Я поговорю со старейшиной ирчтани. Он показался мне дружелюбным и открытым к диалогу.

– Барда-то? – Осман отвлекся от изучения моего плаща. – Хороший человек. То есть птица.

– Я побеседую с ним, – сказал я, – а затем – с несостоявшимся убийцей. – Я поднялся, всем своим палатинским ростом нависнув над Османом. – Хотя, скорее всего, нам следует винить в случившемся лишь пылкое эго ксенобита. А вы, кастелян, постарайтесь не устроить геноцид. Я понимаю, что в вашем положении это непросто.

Развернувшись, я направился к выходу, увлекая за собой Валку. Я не собирался давать Осману время на обдумывание.

– Лорд Марло? – окликнул он, и я обернулся. – Ваш плащ, – протянул он мне окровавленную ткань.

– Оставьте, – отвернулся я. – У меня есть запасной.

В каземате воняло.

Карцер был вырезан плазменными резаками прямо в скале под крепостью, и стены, хоть и побитые временем, все еще поблескивали, храня следы той давней работы. Если бы не запах пота, портящейся еды и дерьма, я мог бы представить, что спускаюсь в фамильный некрополь в гротах под Обителью Дьявола. Также тюрьма напоминала мне бастилию Капеллы в Боросево, тесную и сырую, однако здесь воздух не был удушливо влажным, как на Эмеше. Она немного походила и на камеру, где мы с Валкой были заточены на Воргоссосе, – в конце концов, все тюрьмы, наверное, похожи.

– Эй! – воскликнул один заключенный. – Ваше высокоблагородие! Какой сегодня день?

– Ничего себе… Полусмертный! – выглянул из-за его плеча другой, с гноящимся подбитым глазом.

– Полусмертный? – раздался третий голос. – Что Полусмертный забыл среди смертных?

– Да какой это Полусмертный! Это какой-то проклятый катамит! Черт, а он ничего!

– Лодж, не болтай чепухи. По нему видно, что знатный.

– Какой сегодня день? – повторил первый заключенный.

Я не остановился даже тогда, когда один из них закричал:

– Полусмертный! Я был на Тагуре! Помните меня?

– За что они здесь? – тихо спросил я тюремщицу.

– В основном за пьянство и дебош. К концу недели выйдут, – ответила женщина. – Но есть и те, кого загребли за разбой и убийство. Еще пара насильников. Этим сидеть несколько месяцев, пока не найдем способ их заморозить и выслать на Белушу.

Я понимающе буркнул в ответ. Белуша была колонией-тюрьмой, стоком, куда сливали грязь Империи. Я слышал о том, что в тамошних соляных шахтах заправляют банды, а небо черно от копоти. Мне стало немного жаль этих людей, какими бы ни были их преступления. Большинство из нас попадает в ад уже после смерти.

Камера Удакса была в конце коридора. Я остановился довольно далеко от решетки, на фут дальше красной черты, обозначавшей безопасное расстояние от заключенного. Если ирчтани и заметил меня, то не подал виду. Он лежал на нарах спиной ко мне. Кроме нар, в камере были умывальник и туалет – удобства, которых я никак не ожидал увидеть, учитывая, какой запашок здесь стоял. В углу на полу лежал пустой поднос.

Когда надзирательница отошла к дальней стене, скрывшись из виду, насколько это было возможно, я укутался в плащ и продолжил изучать камеру.

– Ваш китуун Барда утверждает, что ты его лучший воин, – произнес я тихо и отчетливо. – Не знаю, правда ли это, или он говорит так, чтобы дать мне повод тебя пощадить. Если это в самом деле так, то обидно будет лишить жизни такую примечательную особь из-за мелкого недопонимания.

– Особь! – ядовито каркнула птица.

– Экземпляр, если тебе так угодно. – Я отпустил плащ и сунул пальцы за пояс. – Тебе почти удалось одержать победу.

– Не «почти», – перевернулся на другой бок Удакс; во мраке сверкнули его острые черные глаза-бусины. – Ты победил лишь благодаря своему мечу.

– А ты проиграл потому, что ввязался в бой, в котором не мог победить, – возразил я, пригвоздив существо классической марловской улыбкой, кривой и зубастой. – Хорошие бойцы не начинают драку, если знают, что не могут победить.

Признаться, мне нравился этот агрессивный ксенобит. Он напоминал смельчаков, которые приходили добровольцами в Колоссо.

– Я бы победил, если бы ты дрался честно, – прищелкнул клювом ирчтани.

– Честно? – повторил я. – Ты размахиваешь зиртаа и при этом заикаешься о честности? Ну уж нет!

Я принялся расхаживать туда-сюда мимо решетки, соблюдая дистанцию на случай, если когтистая птица решит наброситься, но в целом сохраняя спокойствие.

– Из-за тебя твой народ в опасном положении, – сообщил я. – Из-за твоей выходки кастелян запер в казарме весь ваш отряд. Он считает, что вы собираетесь поднять бунт.

– Осман их арестовал?..

Удакс поднялся и, шаркая, подошел к решетке, прокаркал что-то непонятное на родном языке, потом спросил: