Удакс обхватил колени чрезмерно длинными руками. Я не знал, могут ли ирчтани бледнеть, отливает ли кровь от их покрытых перьями лиц.

– Значит, тебе не сказали, кто я? – спросил я.

Он помотал головой.

Я ему рассказал.

– Так ты важный? – только и спросил Удакс. Он обо мне даже не слышал. Это было удивительно, но не невозможно.

– Достаточно важный, чтобы из-за меня испортить жизнь тебе и всем твоим сородичам.

Но недостаточно важный, чтобы придумать лучший план. Это было не похоже на работу Капеллы. Неуклюжий, наспех сочиненный заговор. Капелла могла меня отравить, подстроить крушение шаттла. Подослать наемного убийцу-мандари под покровом ночи, испортить резервуар с антиматерией на «Тамерлане», угробив корабль со всей командой. Но это? Я вновь почувствовал себя в темном лабиринте; за спиной послышались чужие шаги. Даже когда наши глаза видят четко, мы остаемся слепы. Мы не замечаем того, чего не знаем. Следует быть готовым к клинку во тьме, ведь во тьме может скрываться все, что угодно.

Лучше быть начеку.

Удакс поежился, укрываясь огромными крыльями, как летучая мышь.

– Что с ними будет?

Я вновь покосился на камеру, на офицеров, наверняка следивших за нашим разговором.

– Ты должен назвать имена сообщников. Тех, кто помогал тебе в нападении.

Я согласился добыть эту информацию для Османа, чтобы развеять его глупые опасения насчет бунта. Тут я осознал, что о слухачах волноваться было нечего. Если это были люди Османа, я мог их подкупить или пригрозить самому Осману. Он и без того был до смерти напуган мной и Александром. Я не сомневался, что он не был причастен к покушению. Из него слишком плохой актер.

Его тоже можно подкупить.

– Их казнят?

– Нет, – ответил я, говоря на камеру. – Их подвергнут порке. Как и тебя. С этим я ничего поделать не смогу.

Я не стал добавлять, что тот, кто их нанял, может вернуться, чтобы избавиться от свидетелей. Это было возможно, но маловероятно. Заговорщик наверняка хотел бы спрятать концы в воду, но я собирался устроить из порки публичное представление – не из жестокости, но потому, что после этого внезапное исчезновение выпоротых ирчтани не осталось бы незамеченным. Любое действие моих неизвестных недоброжелателей привлекло бы огромное внимание.

– Я убедил кастеляна расценить происшествие как простую драку между солдатами. Вас накажут так, как наказали бы людей за такой же проступок.

На самом деле это будет даже менее суровое наказание. За нападение на палатина любого человека без исключения ждала смертная казнь. Таковы привилегии меньшинств.

Ирчтани поднялся, опустив клюв и сложив руки.

– Если так, – помедлив, начал он, – то я понимаю. – И протянул мне руку.

Проверка? Ни один палатин не пожал бы руку крестьянину, не говоря о ксенобитах вроде Удакса. Но я не был обычным палатином. Я бывал в местах куда хуже и омерзительнее, чем эта клетка. Тихо, незаметно я переложил рукоять меча из правой руки в левую и взял когтистую руку Удакса. Чешуя была холодной и сухой, когти – колкими. Я не стал пожимать ее, как человеку, – в этом не было нужды.

– Нас было четверо, – сказал он. – Я, Гааран, Ивар и Луэн. Если в драку влез кто-то еще, то сгоряча. Другие ничего не знали.

– Спасибо, – сказал я и убрал руку.

– Когда? – спросил Удакс.

– Порка-то? – Я отступил и прицепил меч на магнитную защелку. – Дня через два. У тебя будет время подумать, когда нужно выхватывать меч, а когда лучше держать его в ножнах.

От выставленных на плацу позорных столбов разбегались тени, подгоняемые закатным солнцем. Я до сих пор помню их отчетливо – они словно сами были тенью столба, у которого наказывали досточтимого Гибсона. Я стоял на ступенях казармы с сэром Амальриком. Его подчиненные держали караул, пока четверых ирчтани пороли кнутами их же сородичи. Сбоку стоял китуун Барда, наблюдая, как четверка его солдат сносит наказание. Поначалу они вообще не кричали, но потом начали, и на их крик тут же ответили остальные ксенобиты, каркая что-то в небеса.

С моего места была четко видна черта, разделявшая два наших народа. Человек и ирчтани, люди и ксенобиты. И хотя ирчтани по своей воле сражались за нас, я думал о том, что между трибуной и плацем невозможно навести мосты – столь чужими друг другу мы казались.

Но позорные столбы не были расстрельной стеной, а ксенобитов наказали четверых вместо сотни. Ни в чем не повинные солдаты не получили монет с ликом смерти. Хотя бы это было хорошо.

Люди приходили ко мне за пророчествами, спрашивали о будущем. Я ничего не мог им ответить. Мы сами выбираем, кем нам стать, и можем сделать плохой выбор. Я знаю лишь, что выбирать – и жить с последствиями выбора – рано или поздно придется. Свой выбор я сделал. Возможно, пройдут века, и ирчтани расселятся по всей Империи. Станут капитанами кораблей, схоластами-советниками лордов, а может, и самими лордами. А может, они исчезнут, как аркостроители Озимандии, как сама древняя Озимандия. Я не знаю. Я могу лишь заявить, что спас четверых из них – или сто.

Тогда я надеялся, что этого достаточно.

Тем не менее мы устроили из порки настоящий спектакль. На плацу собрался весь персонал Форта Дин, и мне даже удалось убедить Османа провести трансляцию для гражданских. Говорят, что свет – лучший очиститель. А заодно и антисептик. Если бы нам сопутствовала удача, порка ирчтани стала бы крупнейшим событием на Гододине. Удакс со товарищи были бы в безопасности – по крайней мере, пока я был там. Я надеялся, что этого тоже будет достаточно.

Когда арестантов увели, толпа разошлась, а я остался на плацу. Подошло время ужина, но аппетита не было. Я подошел к столбам в сопровождении телохранителей, державшихся на почтительном расстоянии. Потрогал глубокие борозды, оставленные когтями ирчтани, избегая пятен зеленоватой подсыхающей крови.

Как это часто бывало, я представил в сторонке моего старого учителя Тора Гибсона, допрашивающего меня, как в детстве.

«Чья рука направила несостоявшегося убийцу?» – произнес его воображаемый голос.

– Могла быть чья угодно, – пробормотал я, пряча кулаки в карманы, чтобы ненароком не вляпаться в кровь.

Я остался один посреди плаца. В поле зрения были лишь четверо моих телохранителей в нескольких десятках шагов от меня и занятые своими делами служащие форта. На крепостной стене горный ветер трепал флаг с имперским солнцем.

«Не чья угодно». мысленно я представил, как старый Гибсон качает головой.

– Это не Капелла.

«Уверен?»

Ветер взялся за мой плащ и волосы.

– Действовать так открыто – не в духе Капеллы, – ответил я, поднимая глаза, чтобы поймать последний луч солнца, которое мне предстояло погасить. – Подослать катара, подкупить ирчтани? Слишком очевидно.