Ковтун пробежал глазами текст и с кривой улыбкой вальяжно откинулся в кресле.

— Не знаю… не знаю… потянешь ли ты?

Поклонский не выдержал и заревел, как бык-осеменитель перед стадом коров:

— У-у-у!!! Егор Кузьмич!!! Молю вас, дайте мне эту возможность! Я могу! Могу!! Это то, чего я ждал. Я мечтал. Я все смогу! Я…

Поклонский подался вперед, и министр с сомнением покачал головой:

— Э-э, сынок, ты успокойся. С таким напором ты ничего не построишь, а только завалишь. Это тебе не табуретки грызть! — проявил министр осведомленность об успехах гостя.

— А вы откуда… — Брови Поклонского взлетели к его золотым кудрям.

— Откуда? Оттуда! Вон гляди, газеты про тебя что пишут.

Он пододвинул к Поклонскому свежий номер «Комсомольского москвича». На первой странице красовалось фото девелопера и заголовок статьи: «ВСТАВНЫЕ ЗУБЫ ЗУБАСТИКА ПОКЛОНСКОГО».

— Тебя нахваливают. Пишут, что ты понастроил по всему городу «вставных челюстей». Табуретки, мол, грызет, а в толк никак не возьмет, что его башни архитектурный облик столицы портят, — министр нахмурился.

— Каких еще челюстей? — вскипел Поклонский. — Егор Кузьмич, мало ли, что они пишут! Метры-то разлетаются как пирожки. Заказуха это все! Знаю, кто под меня копает. Они уж точно зубы свои обломают на мне. Я их тоже схаваю!

Зубастик стиснул зубы и обнажил их. Вышло настолько хищно и угрожающе, что даже Ковтун отшатнулся.

— Чтоб тебя! Кончай меня пугать, Игорек! Ты не зубы свои скаль, а дело делай. Тихо, без шума и помпы. Ты ж не в космос собрался лететь, а огромную башню в центре ставить. Это тебе в безвоздушном пространстве не нужны ни фундамент, ни крыша. А здесь, на Земле, дорогой мой, законы другие.

Поклонский возмущенно поднял брови, но намек о том, что на земле нужны не только фундамент, но и «крыша», понял верно.

— Егор Кузьмич, делаю вам предложение. Один к трем! По рукам?

— Это как понимать? — озадачился главный строитель страны.

— Элементарно! На каждый инвестированный мною доллар вы получите три. Никакого мошенничества. Даже расписку дам.

Министр поменялся в лице. В его большой шишковатой голове уже вовсю защелкал арифмометр. Если общее строительство оценивать по себестоимости, можно было уложиться в триста миллионов долларов. Из них Ковтун был в состоянии привлечь всю сумму полностью. Его материальное состояние вполне это позволяло. Егор Кузьмич с трудом перевел дыхание.

— Ну, ты и змей! Искушаешь старика. Я бы согласился и как прежде, фифти-фифти. Но раз ты настаиваешь… — Он достал из файла столь необходимый Поклонскому документ и размашисто его завизировал. — Так и быть! По рукам, Игоряша.

Поклонский жадно схватил драгоценную бумагу.

— Егор Кузьмич, не пожалеете! Клянусь мамой! — Он с чувством ударил кулаком в грудь, и оттуда послышался странный хруст. Девелопер сунул руку во внутренний карман и достал переломленную чернильную ручку, выругался и швырнул испорченный письменный прибор в урну под столом. Вытер испачканную руку о кресло, и министр не успел и рта раскрыть, как бежевое плюшевое кресло покрылось фиолетовыми разводами. Поклонский замахал грязной рукой.

— Не переживайте, Егор Кузьмич. Наплевать на это кресло. Я вам вместо него поставлю Версаче. Мягкий набор. Двадцать предметов. Роскошь райская!

Ковтун побагровел:

— Какой еще хренсаче?! Ты мне испоганил гарнитур! Игорь, а ну верни документ!

— Егор Кузьмич, прошу вас! Умоляю. Не забирайте. Все исполню! Гарнитур сегодня же поменяю. Простите. Не нарочно я. Погорячился. Я вон и себе рубаху запачкал. А она, между прочим, семьсот евро стоит. Почти как ваше кресло.

— Пошел ты со своей рубахой подальше! — в сердцах отмахнулся министр. — Ох, и надоел ты мне, Игоряша. Тьфу! Связался с дебилом… А теперь сядь на место и слушай!

Отставной генерал командирским жестом указал на кресло, а когда Поклонский со всего размаху опустился на испачканный плюш, Ковтун хлопнул рукой по столу.

— Смирно! Замри! Значит, так. Немедленно начинай кампанию. Зазывай клиентов, как хочешь. Собирай деньги. Чем быстрее, тем лучше. Чует мое сердце, скоро лопнет вся эта канитель. И еще, Игоречек. Я тебя за язык не тянул, но один к трем отдашь. Все! Свободен!

Поклонский недоуменно хлопал пушистыми рыжими ресницами:

— А-а-а… простите, а сколько вы внесете, Егор Кузьмич?

Он ждал, что министр, клюнув на это архивыгодное предложение, раскошелится. Или подгонит хороший банк. Так было практически всегда. Министр к каждому интересному подряду привязывал инвестора или банкира, с которого также получал приличный откат. Нет, деньги в руки он никогда не получал. Для этого существовали несколько надежных офшоров, никогда не раскрывающих своих бенифициаров. И если крупные уважаемые государственные газовые, электрические, железнодорожные концерны вовсю качали прибыль через безналоговые зоны, то маленький личный бизнес строительного генерала на их фоне оставался почти незаметным.

Министр поднял на девелопера тяжелый взгляд:

— Хм-м-м. Деньги, значит, тебе нужны мои? Вот что, мил-друг Игорек, ты на чужой каравай не разевай роток. Эта бумага сам знаешь сколько стоит. Знаешь?

Поклонский покраснел:

— Примерно.

Осуществивший подобный проект неизбежно становился миллиардером.

— Ну и прекрасно. Вот теперь умножь стоимость этого разрешения на три. Как ты только что и обещал. Вычти из полученной суммы себестоимость проекта. Вычел? Отлично. Все, что осталось, — это и есть мой вклад. Вот тебе и инвестиции. Иди, друг мой, работай. И смотри мне, чтоб без сюрпризов, как с этими Губкиными.

Министр снял трубку так называемой «кремлевской вертушки» — «АТС-1», и Поклонский выскочил из кабинета, как пробка из бутылки теплого шампанского. В центре Москвы у него было несколько подходящих для строительства башни «Император» площадок, но лишь одна — та, что предложил ему Жучков — была по-настоящему идеальной. Теперь оставалось еще и еще раз убедиться, что никаких сюрпризов не будет.

Обеденный перерыв закончился прекрасно: Жучкову позвонила племянница.

— Дядь Саша, спасибо! — счастливо прокричала в трубку она. — Все получилось! У нас есть свое жилье!!!

Александр Дмитриевич покровительственно улыбнулся: благодаря его профессиональной помощи тихая брянская девочка, пусть так и не нашедшая престижной работы, получила главное — московскую недвижимую собственность.

— Вот видишь, Мышка, — ласково назвал он племянницу семейным прозвищем, — я же тебе говорил, что все будет хорошо…

Теперь можно было продолжать работать — как всегда, словно заведенный. Его огромное коммунальное хозяйство требовало неусыпного внимания и действительно отеческой заботы. Жучков знал, что в глазах жильцов так и останется источником всех зол, а в мнении всегда недовольного начальства — нерадивым и жуликоватым нахлебником. От этого иногда становилось горько, и Александр Дмитриевич, прекрасно понимая, что это хроническое недовольство коммунальщиками — в человеческой природе, приспособился уклоняться от ненужных разговоров вообще. И только от встречи с Павловым уклониться опять не получилось: настырный адвокат нашел его даже на складе, на разгрузке рубероида.