бабушка не увидела, а то отлупит веником, несмотря на мое особенное положение. Зато возвращаюсь я с поясом для беременных. Это чтобы живот поддерживать. А еще я теперь во всех каталогах и даже на сайте. Вот такая я красотка. Но что самое чудесное — директор магазина — Арам Петрович Саркисян меня заверяет, что после родов обо мне узнает вся Москва, он созовет ко мне журналистов, и меня будут показывать на всех местных каналах. Только от меня главное условие — рассказывать что я лицо магазина «Мамина радость». Иначе коляску не увижу.

Так что теперь мои прогулки заключаются в поездках на новую работу. И что самое прикольное — меня в магазины узнают люди, спрашивают, это я на баннерах? Хотя я не обмотанная в тряпку, а в сарафане. Вот такая я теперь звезда. Жаль Игорь вряд ли меня увидит. Вот если бы на Красной площади баннер повесили, то он может и позвонил был в магазин «Мамина радость». Хотя… Зачем ему глубоко беременная женщина, согласившаяся на сомнительную фотосессию за коляску?

Да и без фотографий он вряд ли бы мною заинтересовался второй раз. Потому что родовое проклятие — это штука страшная и обидная. А у Игоря еще и жена в Париже.

Глава 29. Диана

Глава 29. Диана

После нескольких бессонных ночей я все-таки позволяю себе признаться: работать моделью мне нравится. Это очень приятно. Сам факт того что ты представляешь какой-либо товар или магазин — это комплимент твоей чудесной внешности. А я всегда знала что она идеальна. И наконец это признал кто-то еще.

Вот только чем дальше, тем сложнее выполнять свою работу.

Потому что съемка для каталога — это бесконечные переодевания. И хотя мне помогают, уматываюсь я сильно. В итоге через три недели моей активной деятельности я оказываюсь на сохранении. Красота требует жертв, но зато теперь я напахала достаточно, чтобы иметь по бартеру и коляску, и подгузники, и бутылочки со смесью.

Следующий месяц мне приходится лежать целыми днями и разглядывать потолок. Обидно! Но это плата за удовольствие красоваться на баннере, который видит едва ли не пол-Москвы и Московской области. Может и Игорь увидит? Увидит и пожалеет что со мной расстался. Мало какие женщины сохраняют свою красоту, находясь в положении.

В этот раз меня отправляют в роддом, это на случай если я захочу показать детям свет, не дожидаясь осени. Но тут есть минус: тусовка мне попадается не такая веселая как прошлый раз. Точнее, она-то конечно веселая, но не в том смысле как хотелось бы. С этими каши не сваришь. Ни в карты перекинуться, ни чаи среди ночи погонять. Лежат такие же пузатые как я и стонут. Все им не так. И лежать неудобно, и сидеть устали, и ходить страшно. То боюсь родов, то не боюсь родов…

Шесть человек в палате, а нытья на весь роддом. И вишенкой на торте — это присутствие тут же малолетней цыганки. Вот это праздник так праздник. Во-первых, по-русски она почти не говорит. Во-вторых, это не мешает ей ругаться со всеми остальными.

Так как инстинкт самосохранения никто не отменял, я постоянно делаю вид что очень занята — потолок сам себя не рассмотрит. А вот остальные беременные высказывают и что от нее пахнет, и что они боятся что она что-то украдет, и что им домой надо. Звать деву Айгюль. Но надо отдать должное, ей тоже не нравится тут находиться, поэтому когда каждый раз ее забирают на обследование, она долго и громко ругается на неизвестном языке. Или молится — тут не разберешь.

Но самое прекрасное когда Айгюль навещают родственники. Всем табором. В прямом смысле этого слова. Какие-то мамки-тетки-сестры. И она хныкающем голосом что-то там им рассказывает, а они цокают языком, возводя глаза ввысь. После чего начинают причитать. И выяснять отношения с роженицами.

А потом приходит медсестра и просит их всех удалиться. Грозит полицией. А они не удаляются! Они не все дела выполнили! Я же лежу, положив руки на пузико, и радуюсь. Во-первых тому, что моя кровать дальше всех стоит, и на меня никто внимание не обращает. А, во-вторых, я просто люблю движняк. Потому что движение — это жизнь.

Слушать нытье — это скучно. А вот драка — это всегда весело. Главное — это со стороны наблюдать, а не участвовать.

И когда наконец Айгюль отправляется рожать, мне становится грустно. Ни табора, ни привода полиции, ни воплей на неизвестном языке. И только лежащие на сохранении постоянно жалующиеся тети.

С трудом уговариваю медперсонал отпустить меня домой, клятвенно обещая не только не сниматься голой, но и не ездить в магазин «Мамина радость». Хотя вру самой себе. Надоело мне скучать в четырех стенах.

Однако когда я наконец оказываюсь дома, становится понятно, что когда до родов месяц, то фотографировать можно себя только с телефона. Особенно если ты ждешь тройню.

Кстати о детях. Чем ближе ко дню икс, тем активнее они себя проявляют. Мне кажется им тесно в животе. А с другой стороны, как им себя чувствовать, когда ты постоянно прижат к брату или сестре? При таких условиях я бы постаралась побыстрее родиться, чтобы не мучиться. Но им пока что рано.

— Что, лежишь? — бабушка заходит в комнату, когда я, удобно устроившись на подушках, привычно положив руки на живот, дремлю, мечтая о том, как у меня будет целых трое детей. Я-то уж их воспитаю правильно. Во-первых я не буду им запрещать бегать по лужам. Даже садиться туда будет можно! Во-вторых, я разрешу лизать снег. В-третьих, мы будем слушать современную музыку, а не эту скукотищу. Короче я хочу стать прогрессивной матерью. А не как все остальные.

А еще я им заведу трех собачек. По одной на каждого. Пускай выгуливают. Детям надо прививать ответственность за себя, братьев наших меньших и за друг друга.

— Дремлю, — улыбаюсь, открывая глаза.

— А ты все-таки бесстыдница, Диана! Не возьмут тебя замуж. Даже не пытайся.

Быть в моем положении бесстыдницей еще надо умудриться, поэтому я даже привстаю на подушках.

— Это чой-то?

— Соседку напротив сейчас видела. И она мне показывает снимок с телефона, говорит, ваша девочка на рекламе? Да я бы не подумала что это ты, если