Ама пришла в себя, и у нее прорезался голос:

– Что вы от меня хотите, Досточтимый Полицейский? Я ни в чем не виновата. Живу здесь на законных основаниях, у меня бумаги с прошлого года. Я ни в чем не виновата. Я человек законопослушный и цивилизованный и работала всю жи…

– Где твоя комната?

– Там, – показала хозяйка и добавила раздражающе визгливым голосом: – Где еще может быть ее комната? Конечно там, рядом с кухней! Совсем у этих заморских дьяволов соображения нету! Где еще могут жить слуги? А ты, тварь старая! Навлекать беду на честных людей! Что она такое сотворила? Если овощи воровала, я тут ни при чем!

– А ну уймись, или мы сейчас отвезем тебя в Главное управление и судья точно решит, что тебя нужно держать под арестом! Уймись!

Мусорщица начала было ругаться, но прикусила язык.

– Ну так и что… – проговорил Армстронг.

Тут он заметил, что в комнату заглядывают с площадки несколько любопытных китайцев. Суперинтендент тоже уставился на них, а потом вдруг сделал шаг в их сторону. Зевак как ветром сдуло. Он закрыл дверь, скрывая удовольствие.

– Теперь спроси у обеих, что им известно про Вервольфов.

Хозяйка уставилась на У, разинув рот. А Там посерела еще больше.

– Кому, мне? Про Вервольфов? Ничего! Почему я должна что-то знать об этих паршивых похитителях? Какое они имеют ко мне отношение? Ничего, абсолютно ничего!

– А тебе, А Там?

– Мне? Абсолютно ничего, – проворчала старуха. – Я уважаемая ама, выполняю свою работу, и больше ничего!

У перевел их ответы. Армстронг и Смит отметили, что переводит он аккуратно, быстро и без труда. И тот и другой хранили спокойствие, продолжая игру, которую им неоднократно приходилось вести раньше.

– Скажи, пусть рассказывает все как есть, и побыстрее, – сердито глянул на старуху Армстронг.

Он, как и Смит, не испытывал к А Там никакой неприязни. Просто им хотелось узнать правду и выяснить, кто скрывается за кличкой Вервольфы. Чем быстрее этих негодяев вздернут за убийство, тем лучше. Законопослушные граждане, в том числе и они сами, смогут наконец заниматься своими делами, зарабатывать деньги и весело проводить время – ходить на скачки или развлекаться с девочками. «Да, – думал Армстронг, – жаль старуху. Двадцать долларов против сломанной шляпной булавки, что эта мегера, госпожа мусорщица, не знает ничего. Но А Там знает больше, чем когда-нибудь нам расскажет».

– Мне нужна правда. Скажи ей! – распорядился он.

– Правда? Какая правда, Досточтимый Господин? Я старая женщина, и кем мне быть, кроме как…

Армстронг театрально поднял руку.

– Довольно! – Это был еще один заранее согласованный сигнал.

Очкарик У тут же перешел на нинтокский диалект, который, как ему было известно, кроме него с А Там, не понимал никто:

– Старшая Сестра, мой тебе добрый совет: говори быстро и ничего не скрывай. Мы уже все знаем!

А Там уставилась на него, разинув рот и обнаружив два последних кривых зуба.

– Что, Младший Брат? – пролепетала она, застигнутая врасплох, на том же диалекте. – Что ты хочешь от меня?

– Правду! Я все про тебя знаю!

Она всматривалась в него, но не могла признать.

– Какую правду? Я и знать-то тебя не знаю!

– Неужто не помнишь меня? На рынке, ты еще курицу помогла мне купить. Потом мы с тобой чай пили. Вчера дело было. Припоминаешь? Ты говорила о Вервольфах, что они обещали тебе большое вознаграждение…

Все трое заметили промелькнувшую в глазах старухи искру понимания.

– Вервольфы? – запричитала она. – Да быть такого не может! Это был кто-то другой! Напраслину на меня возводишь. Скажи Благородным Господам! Я в глаза не видела…

– А ну уймись, ведьма старая! – резко оборвал ее У и обругал, не стесняясь в выражениях. – Ты работала на У Тинтопа. Твою хозяйку звали Фан-лин. Она умерла три года назад. У них была аптека на перекрестке! Я прекрасно знаю это место!

– Неправда… неправда…

– Она говорит, что все это неправда, сэр.

– Прекрасно. Скажи, что мы отвезем ее в участок. Там она заговорит.

А Там затряслась.

– Пытать? Станете пытать старую женщину? О-хо-хо…

– Когда должен снова прийти этот Вервольф? Сегодня днем?

– О-хо-хо… Не знаю я… Он сказал, что еще встретится со мной, но так и не пришел, ворюга проклятый. Я ему еще пять долларов одолжила, чтобы он мог добраться до дома и…

– Где он живет?

– А? Кто? Ох, он… он сказал, что приходится родней какому-то… Я не помню. Вроде он упоминал Норт-Пойнт… Не помню ничего…

Армстронг терпеливо задавал вопросы, но вскоре стало ясно: старуха мало что знает, хотя она уходила от ответа и врала все затейливей.

– Мы заберем ее в любом случае, – объявил Армстронг.

Смит кивнул:

– Ты справишься, пока я пришлю пару ребят? Думаю, мне на самом деле пора возвращаться.

– Конечно. Спасибо.

Смит ушел. Армстронг велел У скомандовать обеим женщинам, чтобы сидели тихо, пока он проводит обыск. Те, перепуганные, повиновались. Он вышел на кухню и закрыл за собой дверь. А Там тут же дернула себя за длинную жидкую косичку.

– Младший Брат, – зашептала она, зная, что хозяйка не понимает нинтокского диалекта, – я ни в чем не виновна. Только встретила этого молодого черта, как вот тебя. Я ничего дурного не совершила. Односельчане должны держаться вместе, хейя? Такому симпатичному парню, как ты, нужны деньги – на девочек или на жену. Ты женат, Досточтимый Младший Брат?

– Нет, Старшая Сестра, – вежливо ответил У, стараясь разговорить ее, как ему было приказано.

Армстронг стоял в дверном проеме крохотной комнатушки А Там и в миллионный раз задавался вопросом, почему китайцы так плохо обращаются со слугами, почему те должны работать в таких нищенских, жутких условиях, верно служить всю жизнь взамен на жалкие подачки, не удостаиваясь в награду ни уважения, ни любви.

Он вспомнил, как задал этот вопрос своему наставнику. Старый полицейский сказал тогда: «Не знаю, парнишка. Думаю, это из-за того, что слуги становятся частью семьи. Обычно они нанимаются на всю жизнь. Их собственная семья становится частью хозяйской семьи. Слуга делается своим, и ха́очу – преимуществ – в таком порядке вещей немало. Само собой разумеется, что слуги имеют определенный процент со всех денег, выделяемых на ведение хозяйства, со всех продуктов, всех напитков, всего, что требуется для уборки, и прочего. Неважно, у богатых они работают или у бедных. И конечно, все это происходит с полного ведома и одобрения хозяев, если не выбивается за привычные пределы. Иначе кто возьмется работать за такую мизерную плату, не имея возможности приварить на стороне?»