– Уехал? Куда он уехал?

– В Страну Дождей, а потом в Золотые Горы. У него теперь ресторан и двое сыновей… У него там свое дело, и он приезжал навестить Батюшку… Батюшка тогда был при смерти, и он приехал, как и подобает почтительному сыну, но потом уехал, и Матушка так плакала, так плакала…

– И часто он навещал родителей?

– О, только однажды, Господин, только в тот самый раз. Теперь он живет так далеко, в таких далеких краях, таких далеких краях… Но он приехал, как подобает почтительному сыну, а потом уехал. Я его видела случайно, Господин. Матушка послала меня навестить родственников в ближайшей деревне, но мне стало скучно, я вернулась раньше и увидела его… Он почти сразу уехал. Молодой Хозяин уехал на машине заморских дьяволов…

– Откуда у него машина? Это была его машина?

– Не знаю, Господин. В Нинтоке не было машин. Машины не было даже в деревенском комитете, даже у Батюшки, который в нашей деревне был аптекарем. Бедный Батюшка, он, умирая, так мучился. Он был членом этого комитета… Они нас не трогали, люди председателя Мао, эти чужаки… Да, они нас не трогали, потому что Батюшка, хотя человек образованный и аптекарь, всегда был тайным сторонником Мао, а я никогда и не знала об этом, Господин, клянусь, никогда не знала. Люди председателя Мао нас не трогали, Господин.

– Как его звали, этого сына твоей Хозяйки? Который на фотографии? – спросил он, пытаясь расшевелить ее.

– У Чу-той, Господин. Он был у нее второй… Помню, когда его отправили из Нинтока в… в это гнусное место, в эту Благоуханную Гавань. Ему было лет пять-шесть, и его отправили к какому-то родственнику здесь, и…

– Как звали этого родственника?

– Не знаю, Господин, мне этого не говорили. Помню лишь, что Матушка все плакала и плакала, когда Батюшка отправлял его из дома учиться… Можно я уже пойду домой? Я устала, пожалуйста…

– Когда расскажешь то, что мы хотим узнать. Если скажешь правду.

– О, я расскажу вам всю правду, все, что хотите, все…

– Его отправили учиться в Гонконг? Куда?

– Не знаю, Господин. Моя Матушка никогда не говорила про это. Только, что его отправили учиться. А потом она выкинула его из головы, и я тоже, о да. Так было лучше, потому что он уехал навсегда. Вы ведь знаете, вторым сыновьям всегда приходится уезжать…

– Когда У Чу-той вернулся в Нинток?

– Это было какое-то время тому назад, когда Батюшка был при смерти. Он вернулся только тогда, только однажды, Господин. Разве вы не помните, я же это говорила? Я помню, что я это говорила. Да, как раз когда сделали этот снимок. Матушка очень хотела сфотографироваться, она плакала и умоляла его сфотографироваться с ней… Конечно, когда Батюшки не стало, она почувствовала на себе руку смерти, и ей было так одиноко… Она плакала и плакала, и тогда Чу-той уступил ей, как и положено почтительному сыну. И моей Матушке было так приятно…

– А этот варвар на фотографии, кто он? – Человек стоял вполоборота на заднем плане рядом с машиной у аптеки, и не угадаешь, кто такой, если не знать точно. Европеец, высокого роста, в мятой одежде, ничем не примечательный.

– Не знаю, Господин. Он вел машину и увез Чу-тоя, но и члены деревенского комитета, и сам Чу-той не раз кланялись ему и говорили, что человек этот очень важный. Это первый заморский дьявол, которого я вообще видела, Господин…

– А люди на другой фотографии? Кто они? – Фотография была старинная, почти сепия, на ней жених и невеста в неудобных свадебных костюмах смущенно и печально смотрели в объектив.

– О, это, конечно, Батюшка с Матушкой, Господин. Я же говорила, разве не помните? Говорила много раз. Это Матушка с Батюшкой. Его звали У Тинтоп, а его тайтай, мою Матушку, – Фан-лин…

– А вырезка?

– Не знаю, Господин. Она была прикреплена к фотографии, я ее так и оставила. Ее прикрепила Матушка, а я оставила. Какое мне дело до всех этих выдумок заморских дьяволов или того, что там написано…

Роберт Армстронг вздохнул. Пожелтевшая вырезка из гонконгской газеты на китайском языке была датирована 16 июля 1937 года, и в ней рассказывалось о трех китайских юношах, настолько отличившихся при сдаче экзаменов, что их отправили учиться за счет правительства Гонконга в одну из частных школ в Англии. Имя Каршунь Квок стояло первым. Кар-шунь было официальным китайским именем Брайана Квока.

– Вы сработали очень хорошо, Роберт, – проговорил наблюдавший за ним Кросс.

– Разве? – отозвался Армстронг из тумана своего страдания.

– Да, очень хорошо. Вы сразу явились ко мне с этой уликой, вы отлично выполнили инструкции, и теперь наш лазутчик благополучно почивает. – Закурив, Кросс уселся за стол. – Я рад, что вы выпили именно то пиво, какое надо. Он что-нибудь заподозрил?

– Нет. Нет, не думаю. – Армстронг пытался взять себя в руки. – Извините меня, пожалуйста, сэр. Я чувствую себя отвратительно. Мне… мне нужно принять душ. Извините.

– Присядьте, пожалуйста, на минуту. Да, вы, должно быть, устали. Очень утомляют такие вещи.

«Господи, – хотелось тоскливо закричать Армстронгу, – все это невозможно! Чтобы Брайан был глубоко законспирированным агентом? Это невозможно, но все сходится. Иначе зачем ему совершенно другое имя, другое свидетельство о рождении? Зачем тщательно составленная легенда – что его родителей убили в Кантоне во время войны, убили коммунисты? Зачем еще ему было идти на такой риск и тайно пробираться в Нинток – ведь могло рухнуть все, что тщательно создавалось более тридцати лет, – если его отец действительно не был при смерти? А если эти факты верны, из них автоматически следует другое: чтобы узнать о приближающейся смерти отца, он должен был постоянно поддерживать связь с материком. Он, суперинтендент гонконгской полиции, должен быть на сто процентов персона грата в КНР, иначе кто разрешил бы ему тайно въехать и тайно выехать из страны. А если он персона грата, значит он один из тех, кого годами готовили, обучали».

– Господи, – пробормотал Армстронг вслух, – Брайан же запросто мог стать заместителем комиссара, а может, даже комиссаром полиции!..

– Что вы теперь предлагаете, Роберт? – мягко спросил Кросс.

Армстронг заставил себя вернуться в настоящее: профессиональные навыки оказались сильнее душевных мук.

– Проверить его прошлое. Мы найдем связь. Найдем. Его отец был у коммунистов мелкой сошкой, но тем не менее не последним человеком в Нинтоке. Следовательно, родственник в Гонконге, к которому отправили мальчишку, тоже должен быть таким. Они, по всей видимости, строго контролировали Брайана в Англии, в Канаде, здесь – везде. А это сделать так просто, так просто подпитывать ненависть к гуйлао, и так просто для китайца эту ненависть скрывать. Разве они не самые терпеливые и скрытные люди на земле? Да, нужно проверить его прошлое, и в конце концов мы найдем связь и выясним правду.

– Роберт, вы опять правы. Но сначала нужно допросить его.