Еще одной опасностью для населения осажденного города стали болезни витаминной недостаточности, в первую очередь цинга – С-авитаминоз. Для предотвращения заболевания цингой каждому ленинградцу требовалось не менее 20-25 мг витамина С в день, в то время как зимой 1941-1942 г. его содержание в пище населения Ленинграда практически равнялось нулю[317]. Острый недостаток витаминов заставил медиков еще в 1941 г. приступить к поискам массовых антицинготных средств. Сотрудники научно-исследовательского Витаминного института во главе с профессором А. А. Шмидтом предложили в качестве доступного антицинготного средства хвойный настой. Исследования показали, что хвойный напиток богат витамином С: на каждые 100 г сырой массы хвои приходится 200-300 мг витамина С[318]. Для придания вкуса в настой добавлялась уксусная кислота, удалявшая смолистые вещества и делавшая напиток кисловатым. Предложение ученых Витаминного института было рассмотрено на бюро Ленинградского городского комитета партии, и принято решение о массовом производстве витамина С из хвои. Техническое руководство организацией изготовления антицинготного настоя и контроль за технологическим режимом были возложены на профессора А. Д. Беззубова, одного из главных разработчиков технологии получения антицинготного настоя из хвои. Первая установка по приготовлению такого настоя была смонтирована в больнице им. В. В. Куйбышева, где своевременное использование хвойного настоя сразу же превратилось в эффективное средство лечения больных цингой[319]. Под научным руководством сотрудников Витаминного института было смонтировано 8 заводских установок для получения хвойного настоя и обеспечения им больниц и населения. Районы заготовок хвои были определены в феврале 1942 г. Исполкомом Ленгорсовета: Шувалово, Парголово, Токсово, Кавголово, Бернгардовка и Рахья. Для подвозки заготовленной хвои были выделены железнодорожные вагоны. Проблема борьбы с цингой была настолько острой, что приготовлением хвойного настоя стали заниматься самостоятельно и предприятия, которым это было под силу. «На заводе зарегистрировано 50 случаев заболевания цингой, но никаких лекарств нет, – записал 28 февраля 1942 г. в своем дневнике инструктор парткома Кировского завода Л. П. Галько. – Вынесено решение: на грузовиках привозить из-за города хвою, выпаривать ее и таким образом добывать витамин „С“, единственное средство лечения от цинги»[320]. Предпринятые в феврале 1942 г. меры по борьбе с цингой хотя и помогли понизить ее влияние на ослабленный голодом организм ленинградцев, но не смогли все же предотвратить ее вспышку весной 1942 г.

Действенным фактором возрождения жизни в блокированном городе в феврале 1942 г. стали комсомольско-молодежные бытовые отряды, заслужившие своей самоотверженной работой признание и благодарность ленинградцев. Справедливо считается, что первый комсомольско-молодежный отряд был создан в Приморском районе, хотя нельзя не отметить, что еще раньше оказанием бытовой помощи населению стали заниматься студенты ЛГУ[321], комсомольцы ряда заводов и фабрик[322]. Тем не менее именно опыт комсомольцев Приморского района послужил примером для создания комсомольско-молодежных бытовых отрядов в масштабах города. На состоявшемся 13 февраля 1942 г. заседании бюро райкома комсомола Приморского района с приглашением секретарей комитетов комсомола ряда предприятий было принято решение создать комсомольско-молодежный бытовой отряд[323]. Бойцами первого бытового отряда были 80 девушек-работниц фабрики «Красное знамя», заводов «Вулкан» и «Красная Бавария», типографии «Печатный двор» и других предприятий Петроградской стороны. Командиром отряда была назначена Полина Догадаева, комиссаром – Надежда Овсянникова, обе работницы фабрики «Красное знамя». В утвержденной на этом заседании памятке бойца-комсомольца говорилось: «Тебе, бойцу комсомольского бытового отряда, поручается забота о повседневных бытовых нуждах тех, кто наиболее тяжело переносит лишения, связанные с вражеской блокадой. Забота о детях, женщинах, стариках – твой гражданской долг»[324].

Горком ВЛКСМ поддержал инициативу Приморского района ВЛКСМ и обязал все райкомы создать бытовые отряды по оказанию помощи населению. В бытовых отрядах постоянно работало около 1 тыс. человек. Кроме того, к работе отрядов привлекалось в каждом районе от 500 до 700 человек. Усталые и изнуренные бойцы бытовых отрядов, преимущественно ленинградские девушки, поднимаясь по обледенелым и темным лестницам, обходили квартиру за квартирой. Они приносили с собой заботу о людях, тепло и участие. Обмороженными и распухшими от голода руками они заготовляли и кололи дрова, растапливали дымящиеся самодельные «буржуйки», приносили воду с Невы, обед из столовой, мыли пол, стирали белье, убирали квартиры. В неуютных промерзших комнатах становилось теплее, чище, и слабая улыбка истощенного обессиленного ленинградца выражала признательность и благодарность за их тяжелый, но очень нужный и почетный труд.

Комсомольские бытовые отряды получили широкие полномочия от Ленгорсовета: они имели право переселять жильцов из одной квартиры в другую, более благоустроенную, определять безнадзорных детей в детские дома, ходатайствовать об эвакуации населения.

Решением Исполкома Ленгорсовета от 13 февраля 1942 г. была образована специальная городская комиссия по устройству детей, оставшихся без родителей. Тогда же были созданы районные детские приемники НКВД, в задачу которых входило распределение беспризорных детей и подростков по различным учреждениям. Осиротевшие дети попадали в детские дома-распределители, как правило, в первые дни после смерти родных. Их приносили в детские дома на руках или привозили на саночках комсомольцы бытовых отрядов, дружинники Красного Креста, школьные учителя, милиционеры, работники жилищных контор, соседи по квартире, иногда незнакомые люди[325], в первую очередь воспитатели дошкольных учреждений, которые боролись за жизнь каждого ребенка, окружали их заботой и теплом в детских садах и детских домах. По свидетельству Е. Л. Щукиной, детские сады почти ежедневно принимали детей, поступивших из жактов, милиции, из райсоветов и РОНО[326].

Особо выделяется среди тех, кто спасал блокадных детей, фигура школьного учителя. Только одна учительница истории А. Н. Миронова перенесла и перевезла на саночках в детский дом 140 разысканных и спасенных ею детей-сирот[327]. В январе-феврале 1942 г. в открытый на 17-й линии Васильевского острова детский дом при активном участии А. Н. Мироновой было устроено 1500 детей. В коротких записях ее дневника без прикрас отражено это страшное время: «Дети январь-февраль сидели у печек, жались к теплу. В столовой вели себя безобразно, выхватывали хлеб с подноса у воспитателей. Вид детей – голодных зверенышей. В детском доме смертность 10-15 человек в день…»[328]

В феврале 1942 г. учебные занятия в большинстве школ прекратились, но дети по-прежнему приходили в свои школы, где по распоряжению Исполкома Ленгорсовета была организована выдача горячих завтраков. Как правило, это была чечевичная похлебка, без хлеба, но, разогретая на школьной кухне, она становилась для детей вожделенным даром спасения от голода. Около 30 тыс. школьников в феврале 1942 г. было принято в школьных столовых на полный рацион питания[329].

Важным показателем возвращения жизни в блокированный Ленинград в феврале 1942 г. было постепенное возрождение его промышленности, прежде всего крупных оборонных предприятий. Главный инженер завода «Судомех» В. Ф. Чекризов записал 4 февраля 1942 г. в своем дневнике: «Два дня в столовой есть свет. Сегодня дали свет в казарме рядом со мной… Третий день у нас говорит