— Нет проблем, — ответил Паук.

— Что значит нет проблем?

— Я уже позвонил утром Рози и сегодня поведу ее обедать в ресторан. Поэтому стейк тебе не понадобится.

Толстый Чарли открыл рот. Потом снова его закрыл.

— Я хочу, чтобы ты убрался, — сказал он.

— Как там сказал Браунинг? Человек должен тянуться за чем-то… ах да, за тем, чего не может достать, иначе зачем небеса? — весело сказал Паук, пережевывая хорошо прожаренный стейк Толстого Чарли.

— Что это значит, черт побери?

— Это значит, что я никуда не денусь. Мне тут нравится. — Отпилив еще кусок, он сунул его в рот.

— Вон! — приказал Толстый Чарли.

Но тут зазвонил телефон. Со вздохом Толстый Чарли вышел в коридор взять трубку.

— Что?!

— А, Чарльз. Рад вас слышать. Знаю, вы наслаждаетесь заслуженным отдыхом, но, как по-вашему, смогли бы вы заглянуть завтра утром на полчасика? Скажем, около десяти?

— Да. Конечно, — сказал Толстый Чарли. — Без проблем.

— Рад, нет, просто счастлив это слышать. Мне нужна ваша подпись на кое-каких документах. До встречи.

— Кто это был? — спросил Паук. Он опустошил тарелку и теперь промокал губы бумажным полотенцем.

— Грэхем Хорикс. Хочет, чтобы я завтра заскочил.

— Сволочь твой Грэхем Хорикс, — сказал Паук.

— Ну и? Ты тоже сволочь.

— Но по-другому. Он паскудная сволочь. Поискал бы ты другую работу.

— Я люблю мою работу!

И произнося эти слова, Толстый Чарли верил им всем сердцем. Ему удалось напрочь забыть, насколько ему не нравится и работа, и «Агентство», и постоянное подслушивание под дверьми, благодаря которому Грэхем Хорикс вечно выскакивал как чертик из табакерки.

Паук встал.

— Вкусный был стейк, — сказал он. — Вещи я отнес в твою свободную комнату.

— Ты что сделал?

Толстый Чарли поспешил в конец коридора, где располагалось помещение, благодаря которому его квартира формально считалась трехкомнатной. В ней обитали несколько ящиков книг, коробка с древней железной дорогой «Скейлектрис», ведро с игрушечными машинками (у большинства потерялись шины) и прочие обноски Чарлинового детства. Она вполне сошла бы как спальня для глиняного садового гнома или для очень маленького карлика, но для всех прочих представлялась скорее шкафом с окном.

Или раньше представлялась, но не сейчас. То время прошло.

Потянув на себя дверь, Толстый Чарли, моргая, застыл на пороге.

Комната действительно тут была, спору нет, но — громадная. Величественная. И в дальней ее стене было окно — гигантское, во всю стену окно, выходящее на водопад. За водопадом низко над горизонтом висело, заливая все золотым светом, тропическое солнце. Еще тут был камин, такой большой, что в нем поместилась бы пара бычьих туш, но сейчас здесь потрескивали и плевались искрами три горящих полена. В одном углу висел гамак, а рядом стояли белоснежный диван и двуспальная кровать. Возле камина красовался предмет, который Чарли видел только в журналах, а потому предположил, что это, наверное, и есть джакузи. На полу лежал ковер из шкур зебры, а на стене висела медвежья шкура, а еще тут было какое-то крутое аудиооборудование, состоявшее из черного куба полированного пластика, которому полагается махнуть, чтобы он включился. На стене за ним красовался плоский телеэкран размером с комнату, которой полагалось тут быть. А еще…

— Что ты сделал? — спросил Толстый Чарли. Внутрь он не вошел.

— Так, изменил кое-что по мелочам, — ответил у него из-за спины Паук. — Учитывая, что я останусь тут на пару дней, я решал перетащить пожитки.

— Перетащить пожитки? «Перетащить пожитки» — это пара сумок с постельным бельем, пара игр для приставки и горшок с фикусом. А это… а это… — Он не смог подобрать слов.

Протиснувшись мимо, Паук похлопал Чарли по плечу.

— Если я тебе понадоблюсь, — сказал он, — я у себя в комнате. — И закрыл за собой дверь.

Толстый Чарли подергал ручку. Дверь оказалась заперта. По пути в гостиную он прихватил с собой телефон из коридора и набрал номер миссис Хигглер.

— Кто, черт побери, звонит в такую рань? — спросила старуха.

— Это я. Толстый Чарли. Извините.

— Ну? Чего звонишь?

— Попросить совета. Понимаете, приехал мой брат.

— Твой брат?

— Паук. Вы мне про него рассказывали. Вы объяснили, что если я захочу его увидеть, поговорить с паучком. И я поговорил, теперь он здесь.

— Что ж, — уклончиво сказала старуха, — это хорошо.

— Наоборот.

— Почему наоборот? Он ведь член семьи, так?

— Послушайте, я не могу сейчас в это вдаваться. Я просто хочу, чтобы он уехал.

— Ты пытался попросить по-хорошему?

— Это мы только что прошли. Он сказал, что никуда не уедет. Устроил что-то вроде центра развлечений и отдыха из «Кубла Хана»[1]в моем чулане, а ведь у нас, в Англии, нужно разрешение муниципального совета, если захочешь хотя бы вставить двойные рамы. Но у него там какой-то водопад. То есть не в комнате, а за окном. И он нацелился на мою невесту.

— Откуда ты знаешь?

— Он так сказал.

— Без кофе у меня голова не работает, — пробормотала миссис Хигглер.

— Мне только нужно знать, как заставить его уехать.

— Не знаю, — ответила миссис Хигглер. — Надо поговорить с миссис Дунвидди. — И повесила трубку.

Толстый Чарли вернулся в дальний конец коридора и постучал в дверь.

— Что еще?

— Хочу поговорить.

Послышался щелчок, и дверь распахнулась. Толстый Чарли вошел. Голый Паук нежился в горячей ванне и прихлебывал что-то цвета электричества из высокого запотевшего бокала. Окно во все стену было открыто, и рев водопада оттенял медленный, тягучий джаз, который лился из спрятанных где-то в комнате динамиков.

— Послушай, — сказал Толстый Чарли, — ты должен понять, это мой дом.

Паук моргнул.

— Это?! Это твой дом?

— Ну, не совсем. Но суть та же. Я хочу сказать, это моя свободная комната, и ты тут гость. Э-э-э…

Отпив глоток «электричества», Паук соскользнул поглубже в горячую ванну с пузырьками.

— Говорят, что гости — как рыба. И то и другое через три дня воняет.

— Верно сказано.

— Но так тяжело, — продолжал Паук, — так тяжело, когда целую жизнь не видел собственного брата. Так тяжело, если он даже не знал о твоем существовании. Но куда тяжелее, когда наконец встречаешься с ним и узнаешь, что для него ты не лучше дохлой рыбы.