– Давайте скорее приступим, – Волков вертит бритой головой по сторонам, и, отыскав глазами режиссера, машет рукой. – Я говорю – надо поторопиться.

«Зачем, к чему такая спешка?» – хочется спросить мне.

Но Быстров уже делает знак к началу записи. Делает… и через минуту (я даже не успеваю изложить Волкову суть задания) кричит в громкоговоритель:

– Остановите съемку! В «Авангарде» ЧП!

Во мне начинает булькать смех:

– В авангарде ЧП – это круто. Впереди планеты всей!

Почему-то мне становится весело: полненький режиссер Захар Быстров выглядит безумно комично, хотя, возможно, он искренне взволнован. Так по-дурацки ржешь над упавшим человеком. Понимаешь, что это жестоко, – и не можешь сдержать смешок.

– Не успели, – разочарованно бормочет Волков и недовольно кривит губы. – Мне информация шла, что сегодня запись не состоится. Но я думал – а вдруг проскочу. Не вышло. Сейчас тут такая заварушка начнется.

Улыбаться больше совсем не хочется.

– Какая заварушка?

– А не знаю точно. Могу попытаться настроиться, – Волков начинает передвигать трупы птенчиков, и я понимаю: ведь эту мерзость он использует как четки. – «Авангард» – это наша гостиница, где иногородних экстрасенсов поселили. Там сегодня в конференц-зале держат тех, кому предстоят испытания. Прошедшие задание тоже где-то в этой гостинице кучкуются…

Около 60 года нашей эры, Китион, Лазарь

Убранство покоя епископа Китийского немногим отличается от пещерной комнатки, где Лазарь провел несколько лет в молитвах и размышлениях: те же голые некрашеные каменные стены, невысокое ложе, покрытое только лишь куском грубой материи, слабо мерцающий алебастровый светильник. Но, несмотря на эту простоту, Лазарь каждый раз радовался, проходя в свой покой. Ведь это уже комната при самом настоящем христианском храме, благословленном апостолами Павлом и Варнавой. Была здесь и Мария, мать Учителя, и она тоже благословила новый храм и даже подарила сшитый своими руками архиепископский паллиум.

Пророчество Иисуса, сделанное в момент казни Его, исполнилось совершенно точно: через пару дней в Вифанию пришли фарисеи, разыскивающие «того самого Лазаря, что воскрес из мертвых». Жители селения, должно быть, рассказали им, что сестры Лазаря, Марфа и Мария, уехали к своим родственникам, а сам воскресший Лазарь сел на корабль, направляющийся на Кипр, и обещал никогда больше не возвращаться в иудейские земли.

Еще до отъезда довелось Лазарю узнать о светлом Христовом Воскресении; о том, что сначала Учитель явился Марии Магдалине, а потом и всем ученикам своим.

Конечно, новость эта была очень и очень радостной. Однако все равно еще долго болело сердце за мучительную безжалостную казнь Иисуса.

Приехав на Кипр, Лазарь уединился в пещере, проводя время в молитвах и посте, умоляя Бога укрепить его в вере, пошатнувшейся после распятия Иисуса. И Бог внял его молитвам. Послал светлого ангела, исцелившего душу от боли, призвавшего Лазаря начать проповедовать…

Многое сделано за эти годы, проведенные на Кипре, для распространения учения Иисуса Христа.

Однако же не прошли они бесследно и для здоровья. Все меньше сил остается для проповедей, все чаще ноют кости и болит голова. Вечная усталость, как тяжелый камень, сдавливает грудь, и каждый даже слабый вдох становится мучительно-болезненным.

«Прежде я проваливался в сон мгновенно, стоило только лечь на постель, – расстроенно думает, переворачиваясь с боку на бок, Лазарь. – Теперь всю ночь могу не сомкнуть глаз. Не идет сон, как ни стараюсь я отдохнуть хотя бы пару часов. Много забот становится у христианской общины на Кипре. Но это, конечно, радостные хлопоты. Все больше людей на этом острове начинают веровать в Христа. Даже странно вспоминать, что тридцать лет назад, когда бежал я в Китион, не было тут ни единого христианина. Но Слово Божье творит чудеса. Оно способно растопить неверие в любом сердце. Ну или почти в любом…»

Вспомнилась вдруг Лазарю молодая красивая женщина. Она приходила иногда послушать проповеди, но вела себя как-то странно. Возникало впечатление, что интересует ее не Слово Божье, а молодые мужчины, посещающие проповеди. Женщина та была вдовой, и должно быть, хотелось ей поскорее найти нового мужа. А среди христианской общины, все члены которой делились друг с другом всеми радостями и горестями, присмотреть подходящего мужчину казалось ей делом несложным. Имелся у той вдовы большой виноградник; работать на нем приходилось много. Должно быть, еще и поэтому так торопилась женщина опять выйти замуж – требовался ей хороший помощник в уходе за виноградом.

Обжигает полуденное солнце.

Молодая вдова торопится на рынок с огромной корзиной, наполненной крупными сочными ягодами. Увидев Лазаря, идущего ей навстречу, она приветливо улыбается и здоровается.

– Здравствуй, сестра, – обрадованно поглядывая в корзину, говорит Лазарь. – Угости меня, пожалуйста, веточкой твоего винограда. Так измучила жажда, просто сил никаких нет!

– То не виноград, – вдова быстро прикрывает сочные фиолетовые и зеленые гроздья салфеткой. – Несу я на рынок продавать соль.

Лазарь улыбается.

У него это получается по-прежнему очень, очень редко. Но вот в таких случаях губы сами собой растягиваются в улыбке.

Люди – странные создания. Как не смеяться над теми, кто не понимает: какой мерой ты меряешь, такой и тебе отмеряно будет.

Он смотрит на чуть смущенную вдову, радующуюся тому, как ловко она провела епископа. И уже видит, как та же женщина через несколько часов будет плакать, обнаружив огромное соленое озеро на месте своего виноградника[19]. Горю ее не будет предела. Но только так сможет понять она, что не Бог наказывает человека за грехи, а человек сам себя наказывает, отходя от Бога. Разве не завещано всем нам было возлюбить ближнего своего, как себя самого?..

Внезапно по телу Лазаря прокатилась волна жаркого озноба. Он закашлялся, приложил ко рту ладонь – и с изумлением обнаружил на ней сгусток темной крови. В тот же миг жажда, иссушающе-мучительная, зацарапала горло.

«Все это было уже прежде, – пронеслось в голове епископа. – Прежде, много лет назад. Точно так же болел я, и Марфа с Марией послали гонца к Иисусу… Неужели это все? Окончился мой земной путь, Господь призывает меня? Почему-то в глубине души я всегда знал, что тело мое умрет от той же болезни, как и в тот раз, когда воскресил меня Господь. Тело человека рано или поздно умирает, душа же наша летит к свету. Я иду к тебе, Иисус; без страха, со спокойным сердцем. Я очень старался быть достойным зваться другом Твоим…»

Когда боль чуть отпустила Лазаря, он позвал своих помощников и рассказал, кому надлежит возглавить христианскую общину и что предстоит сделать после того, как душа его уйдет к Иисусу.