— Лучше уж мне тогда не жить! — вырвалось у Клементины. — Но тогда нельзя жить и моим детям, и внукам…

Слуга осмелился высказать своё мнение:

— Вижу, дело не из лёгких.

— Тяжелее не бывает. Погоди, мне надо подумать.

— Это как вашему сиятельству будет угодно. А себе позволю кое-что понять. Вы уж будьте покойны, ваше сиятельство, и на меня не обращайте внимания.

Они посмотрели друг другу в глаза и сочли всякие разговоры излишними. Взаимопонимание было достигнуто.

Честь мужа или человеческая жизнь? Клементина моментально сделала выбор — прямо противоположный выбору Арабеллы.

* * *

Казалось бы, обычнейшая и самая что ни на есть натуральная вещь: свидание кухонной девки со своим деревенским ухажёром за стенами замка. Де Нуармоны нападения на замок не опасались, а посему во время ремонта стены оставили в живописном беспорядке. Перелезать через них, правда, было не слишком удобно, так как процесс разрушения продолжался и камни иногда летели из-под ног прямо в пересохший ров. Однако кухонная девка, крутившая любовь весьма интенсивно, знала безопасные перелазы.

К тому же ров, хоть и сухой, не приведённый в порядок, заросший густой травой и всевозможными весьма пахучими полевыми цветами, представлял собой замечательное место для романтических свиданий. Гораздо менее романтичной показалась влюблённой парочке находка, неожиданно обнаруженная в густых зарослях на дне рва.

Девка, понятное дело, завопила так, что подняла на ноги всю прислугу в замке. Ухажёр, не успев вовремя заткнуть ей рот, весьма предусмотрительно смылся, а на его место сбежалась толпа, гораздо менее интересующаяся девкиными прелестями. О происшествии незамедлительно стало известно Клементине.

В 1906 году телефон уже существовал, поэтому полиция явилась быстро. Все переговоры с представителями властей взял на себя камердинер, хотя хозяйка замка выказала полную готовность к сотрудничеству. Однако широко известно, что уровень сведений господ о прислуге редко превышает нулевую отметку, а посему хорошо знавшие жизнь фараоны предпочли пообщаться со слугами.

— Итак, это уже третий день, — давал показания камердинер, сохраняя спокойствие и достоинство, так как в своём деле был профессионалом в нескольких поколениях. — Два дня его не было, этого Арманда Буше, никто его не видел, но должен сказать сразу: никого это особенно и не беспокоило.

— Почему? — недовольно прервал его комиссар полиции. — Его не любили?

— Нет, не в том дело. Относились к нему неплохо, парень вежливый, не лентяй, компанейский… Но было известно, что его все равно уволят, так как состоял при покойном графе. У молодого господина графа — свой лакей. Все думали, был такой разговор в людской, что не стал дожидаться и сам ушёл; может, нашёл хорошее место и боялся упустить.

Невежливо и глупо, конечно, так как сам лишился хороших рекомендаций, но, возможно, вообще сменил занятие? Человек ещё молодой. А жалованье госпожа графиня никогда не задерживала, так что заработанное было при нем, ну вот и полагали, что просто-напросто убрался со двора.

— А вещи? Его вещи?

Камердинер позволил себе некоторое неудовольствие во взгляде.

— О его вещах только теперь узнали, что остались, — объяснил он с достоинством. — Здесь не принято шарить по чужим комнатам. Если позволите, объясню подробнее. В первый день никто не обратил внимания, что его нет. Только вечером кто-то заметил его отсутствие за ужином…

— Кто?

— К сожалению, не знаю. Лично мне кажется, одна из горничных. Я ем отдельно, у себя. Позволите продолжать?

— Да, пожалуйста.

— Итак, отсутствие никого не встревожило. На следующий день, это уже второй, заметили, что его все нет, но решили, что, может, парень загулял.

Воспользовался тем, что после смерти светлой памяти графа работы у него было немного, и позволил себе отлучиться. И только сегодня, на третий день…

Слуга взглянул на часы и несколько сбился.

— Ну, через минуту уже будет вчера… В общем, на третий день пересуды об Арманде приобрели, скажем, излишне оживлённый характер, и я решил, что если он не вернётся до завтра, проверить, взял ли с собой вещи. Это произошло бы как раз сегодня…

— Понятно, — задумчиво произнёс комиссар полиции и начал выспрашивать о более тесных связях покойного с кем бы то ни было.

В результате, допросив всех слуг, он узнал, что погибший в последнее время несколько изменился.

Стал молчалив, рассеян, профессиональные свои обязанности выполнял подальше от людских глаз, казался даже каким-то нервным и раздражённым, но все это объясняли тем, что Арманд должен был приводить в порядок вещи покойного графа, и возможным скорым увольнением. Заметили также, что он часто забирался на стены замка и смотрел вдаль. Что все это значило, никто не догадывался.

Принимая во внимание отсутствие на теле погибшего каких-либо следов насилия, кроме синяков от падения и сломанной шеи, смерть лакея в конце концов сочли несчастным случаем. Во время очередной вылазки на стены наступил на непрочный камень, сорвался — и конец. О самом же факте частых вылазок сообщил доверенный слуга графини, польского происхождения, не имевший никаких связей с французским персоналом и, следовательно, никаких причин для лжи.

В ведущихся в замке Нуармон хозяйственных записях печальное событие нашло своё отражение, вещи покойного и некоторая сумма денег были отосланы его старшей сестре — единственной родственнице. Клементина же, мужественно затронувшая тему, узнала от Флорека, что полиция догадалась верно. И в самом деле, несчастный с той стены свалился — видно, так судьба распорядилась.

Слегка удивлённая такой расторопностью судьбы, Клементина начала приводить в порядок библиотеку.

Помогал ей только один доверенный слуга, необходимый для переноски тяжеленных фолиантов, и никто более. Однако дверей хозяйка не запирала и не запрещала входить в помещение лакеям и горничным, а посему её занятия не вызвали никаких подозрений или сплетён и показались всем совершенно обычным делом.

Только через месяц обнаружился архив мужа.

Граф счёл двухсотлетние «Жития святых» не слишком популярным произведением и устроил там безопасный тайник, разместив между древними страницами часть корреспонденции. Клементина нашла там черновик его письма к тестю, первый ответ своего отца, где пространно описывалась английская часть алмазной афёры, несколько записей и газетных вырезок. Одна была из английской прессы и содержала спекуляции о самоубийстве полковника Блэкхилла, а две — из французской, которые довольно коротко, но зато весьма таинственно намекали на некое проклятие, обрушившееся на внешне ничем не примечательный парижский дом, где в течение одной недели трагически погибли три женщины. Среди записей оказалось дополнительное упоминание о французе, бывшем якобы законным хозяином алмаза.