Все было бы в полном порядке, да есть тут одна загвоздка…

Зять антиквара сделал глубокий вдох и мужественно продолжил, напуганный видением мегеры больше, чем всеми вероятными правовыми последствиями.

— Так вот, милостивая госпожа… Вышеназванного произведения уже нет. Минуточку, разрешите мне закончить. Мой тесть умер скоропостижно. Он скончался прямо здесь, в кабинете, вы видите, это служебное помещение, его перенесли в квартиру, в спальню, там доктора, семья… Я же обнаружил на его бюро странное письмо, адресованное, вероятно, мне, во всяком случае тому, кто должен перенять дело. Вот это письмо. Даже, может, и не письмо, а записка. Будьте добры, извольте прочитать.

Юстина по примеру бабки слушала молча, скрывая постепенно охватывающее её удивление. Преемник антиквара подал ей обыкновенный листок бумаги.

Покойный антиквар и впрямь написал довольно странные вещи. Во-первых, он сообщал, что владеет купленным на распродаже старинным трудом о соколиной охоте и дрессировке ловчих птиц, после чего предупреждал, чтобы никто не читал и не разглядывал книгу голыми руками. Звучало сие предупреждение довольно странно, так как обычно читают и разглядывают при помощи глаз, а верхние конечности играют скорее вспомогательную роль. Не перелистывать страниц. Существует вероятность, правда, небольшая, что книга пропитана ядом ещё Екатериной Медичи, ею отравился Карл IX, и неизвестно, как долго яд ещё будет действовать. Правда, это только подозрение, основанное на исторических сплетнях и не более того, но на всякий случай…

Здесь письмо обрывалось. Юстина подняла голову и вопросительно взглянула на зятя. Тот выглядел ещё более смущённым и обеспокоенным.

— Видел я эту книгу, — угрюмо признался он. — Буквально какую-то минуту. Даже в руках держал.

Конечно, заинтересовался, заглянул в начало, а дальше не видел, так как страницы были склеены, в конец ещё посмотрел, а середину оставил в покое.

Я, может, и внимательнее бы изучил, как-никак вещь шестнадцатого века в таком отличном состоянии — большая редкость, но тесть буквально вырвал её у меня из рук. Разволновался, аж посинел…

Прямо и не знаю. Бог спас… Ну а потом, сразу на следующий день, оказалось, что помощник её продал. Как раз когда мы ненадолго отлучились. Тесть вернулся, отпустил его на обед, остался один, вероятно, страшно разволновался, я уже не застал его в живых… Но вне всякого сомнения, он книгу рассматривал раньше, читал… Ну а теперь прямо и не знаю, утверждать не могу, но предположения, сделанные в этом письме, мне кажутся ужасными…

Юстине они тоже показались ужасными. Волнение её собственной бабки выглядело весьма красноречивым, а вдруг и впрямь кошмарная реликвия была некогда королевской собственностью и теперь травила направо и налево всех интересующихся орнитологией… Покойный антиквар ознакомился с шедевром и тут же умер. Разве не ясно?…

Тут только до неё дошли слова зятя. Книги о соколах в антикварной лавке уже нет, кто-то успел её купить, а антиквара мог хватить удар при мысли, что яд пошёл в народ; отравился он сам или нет — теперь уже неважно, на все воля Божья, но ей необходимо вернуть книгу!

— Случайность, — продолжал своё печальное повествование зять, — несчастная случайность, ведь крайне редко бывает, чтобы вещь так моментально продавалась, и ведь не дешёвая, и, как назло, никого в магазине не было, только наш продавец…

— Кто?! — прервала его Юстина. — Кто купил?!!

Антикваров зять взглянул на неё и окаменел. Ему пришла в голову та же мысль. Если и вправду в книге яд, хоть маловероятно, но все же… который столь ловко спровадил на тот свет его тестя… а ведь тот едва дотронулся до книги, даже страниц не расклеивал! То кто там сейчас лежит в качестве следующей жертвы?!!

Он вдруг сообразил, что не имеет об этом ни малейшего представления, не спросил того паршивца, кому продан фолиант, небось ещё обрадовался, кретин, что продал такую дорогую вещь…

Но может, все-таки вспомнит, может, даст Бог, знакомый клиент…

Несчастный преемник антиквара смотрел на молодую мегеру взглядом раненой лани.

— Наш продавец, — пробормотал он. — Квитанция, конечно, но фамилии мы не записываем, клиент приходит, покупает, платит и убирается ко всем чертям… Ох, простите, мадемуазель!

— Ничего, — раздражённо буркнула Юстина.

— Но возможно, он помнит… Сейчас он послан по делам… Должен прийти попозже… Если вам угодно…

— Я подожду, — решительно прервала его Юстина. — Пока не узнаю, никуда не уйду…

Время, проведённое вместе в ожидании, пока вернётся продавец, оба — и Юстина, и новый антиквар — независимо друг от друга причисляли потом к худшим минутам своей жизни. Минуты, надо сказать, затянулись, ибо продавец возвратился только во втором часу.

Ошарашенный и даже немного напуганный кровожадным вопросом, он, однако, смог вспомнить покупателя.

— Конечно, это постоянный клиент, — объяснил бедолага. — Виконт Гастон де Пусак, он живёт…

— Знаю, где живёт, — оборвала Юстина, почувствовав одновременно облегчение и новую тревогу. — Это мой кузен. Надеюсь, что… О Господи, может, он ещё жив!…

Теперь она уже окончательно была убеждена, что интерес к кошмарному произведению из соколиной жизни угрожает жизни самого читателя и именно это имела в виду её бабка. Оставив персонал антикварной лавки в состоянии, близком к истерике, Юстина помчалась к кузену. Застоявшиеся кони радостно рванули с места, а кучер хорошо знал Париж.

* * *

Кузен был уже мёртв.

Дико взволнованная Юстина угодила прямёхонько в центр циклона. Врачи, полиция, прислуга и в придачу двое страшно перепуганных приятелей — все это перемешалось в жутком хаосе. Несмотря на шок, девушка ещё успела подумать, что, будь это чужой дом, она ничего не узнала бы. К счастью, насколько уместно в этой драматической ситуации говорить о счастье, виконт приходился внучатым племянником её прабабушке, так как у старой графини де Нуармон была сестра, самый младший потомок которой как раз покинул сей бренный мир.

Однако до того являлся родственником, и Юстина у него бывала. Все слуги её знали, и никого не удивило её участие (в прямом и переносном смысле) в случившейся трагедии.

Будучи абсолютно уверена, что знает суть дела, ибо кузен, бесспорно, отравился проклятущей книгой, и полная сомнений — не следует ли ей утаить сей печальный факт, девушка заловила личного лакея виконта, который совсем потерял голову вместе со свойственным ему прежде лоском, но зато отменно помнил все детали происшедшего.

У графа Гастона кто-то был. Кто именно, он точно не знал, так как сегодня прямо столпотворение какое-то, к его сиятельству приходило множество народу, один за другим, в том числе и двое друзей — барон де Тремон и маркиз де ля Турель.

Они все ещё здесь, совсем обалдели от случившегося, сидят в салоне и не знают, что делать, полиция велела им ждать, а кроме них ещё парикмахер, посыльный с запиской, слава Богу, хоть известно, от кого записка: от госпожи де Муре, супруги банкира, господин виконт с ней как раз… того… Ну, и переписывался… И ещё помощник ювелира, тот, здоровенный такой, а до него… или после… нет, до, декоратор, потому как господин виконт собирался сменить портьеры, а ещё раньше один такой со счётом… А вообще-то чуть ли не с утра, с полудня то есть, его сиятельство сидел и все просматривал какую-то книгу, старую, да что там старую, древность какую-то допотопную, что он только-только купил.