совсем близко.

— Я хочу, чтобы ты кончила, чтобы я мог впитать каждую твою каплю. — приказывает он, одновременно шлепая меня по заднице. — Кончи для меня.

А затем он проводит зубами по моему чувствительному клитору, и это все, что требуется.

Ненавижу то, как отзывается на него мое тело, когда я мгновенно падаю за край обрыва. Каждая косточка в моем теле становится жидкой, и я неистово содрогаюсь, крича вокруг его члена. Арчер рычит, когда тоже распадается на части, мы оба одновременно находим своё освобождение. Каким-то образом это делает оргазм только более интенсивным, и я глотаю, стараясь не отставать и не упустить ни одной капли, как он велел, но их слишком много. Я немного задыхаюсь, откидываясь назад, чтобы вытащить его член изо рта и отдышаться.

— Хорошая девочка, — хвалит он, смещаясь с меня. Он встает и помогает мне подняться на ноги, притягивая меня к себе и натягивая мои брюки и трусики обратно, застегивая их за меня, хотя я могла бы сделать это сама. — Такая хорошая девочка, — бормочет он, а затем целует меня, и я ощущаю вкус своего возбуждения на его языке.

Это опьяняет, и я целую его в ответ, даже когда ругаю себя за это.

— Нам нужно немного поохотиться. — Он взваливает ружье на плечо и засовывает член обратно в штаны, застегивая их. — Пошли.

Он уходит, оставляя меня наедине с чувством стыда, а я хватаю свою винтовку и бросаюсь за ним.

Мне следовало бороться сильнее, но в глубине души я наслаждалась каждой секундой.

После нашего сеанса в лесу две недели проходят без происшествий, пока я изо всех сил стараюсь держаться подальше от тренера, а он продолжает делать непристойные комментарии, но больше не пытается снова взять меня против моей воли.

Я нетерпеливо постукиваю ногами по кафельному полу, сидя у бассейна и отмораживая задницу в ожидании прихода Камиллы. Больше всего на свете я ненавижу опоздания, и она это знает.

Мы договорились встретиться здесь в четыре часа. Прошло уже десять минут, и мое терпение на исходе. Я слышу, как открывается дверь в бассейн.

— Наконец-то!

Камилла выглядит взволнованной, когда бросается ко мне.

— Извини, меня отправили к Ниткину.

В последнее время её наказания идут один за другим.

— Только не снова. Что ты сделала на этот раз?

Ее щеки краснеют сильнее обычного.

— Делала задание по анатомии на уроке права.

— Это значит, что тебе будет слишком больно плавать? — Спрашиваю я, глядя на нее прищуренными глазами.

— Нет, он просто задал мне написать эссе.

Камилла теперь практически свекольного цвета, и я гадаю, не происходит ли что-то между ней и Ниткиным. Однако это было бы нелепо. Ниткин — садистский сукин сын, а Камилла не кажется мне девушкой, которой это нравится.

— Спасибо, блядь, за это. — Я сжимаю челюсть, так как хочу сейчас же залезть в воду и поплавать. — Одевайся.

Я киваю в сторону раздевалки.

Почти в тот же момент, когда Камилла заходит в раздевалку, дверь в бассейн открывается и входит тренер, заставляя меня напрячься. Он разглядывает меня с другого края бассейна.

— Я предполагал, что увижу тебя здесь, — говорит он, наклоняя голову.

— Ты же знаешь, я всегда плаваю каждый будний день после уроков. — Я скрещиваю руки на груди. — Чего ты хочешь?

Темно-янтарные глаза темнеют, и он направляется ко мне. По спине пробегает дрожь от темноты, клубящейся вокруг обычно спокойного и собранного мужчины.

— Я хочу тебя, — рычит он, хватая меня за бедра, как будто имеет полное право прикасаться ко мне.

Я замахиваюсь на него обеими руками, пытаясь оттолкнуть, но он захватывает их своей одной огромной рукой и держит меня в плену.

— Я не хочу тебя.

— Что случилось с той хорошей девочкой, с которой я разговаривал по телефону во время зимних каникул? Или с маленькой развратной лисичкой, которая кончила с моим членом во рту в лесу?

Я сужаю глаза.

— Я же говорила тебе, что это ничего не меняет. Моя девственность не предмет завоевания для тебя или кого-либо еще.

— Слушай меня, Васкез. Ты можешь играть в недотрогу сколько, блядь, угодно, но у меня есть кое-какая информация, которую ты не захочешь раскрывать.

Такое чувство, что все мое тело немеет, потому что единственное, что я хочу утаить, — это тот факт, что я предавала свою семью на протяжении многих лет.

— Ты собираешься шантажировать меня, чтобы я трахнулась с тобой? — Спрашиваю, уставившись на него с гневом.

Его челюсть сжимается.

— Если это необходимо.

Он засовывает руку во внутренний карман пиджака, достает несколько полароидных снимков и вкладывает их мне в руку.

Кажется, вся кровь отливает от моего тела, когда я смотрю вниз на фотографии, на которых я и Эрнандес Эстрада, главный конкурент моей семьи, встречаемся на прошлой неделе в двух разных городах.

— Где, черт возьми, ты это взял?

Он вырывает их у меня и засовывает обратно в карман.

— Я нанял частного детектива для слежки, когда узнал, что ты покидаешь академию каждый вторник. Он следил за тобой во время зимних каникул и упомянул, что ты встречалась с людьми из конкурирующего картеля, поэтому я попросил его последовать за тобой из академии в прошлый вторник.

— Ты отчаявшийся и жалкий мужчина. — Я качаю головой. — И что будет, если я не трахну тебя?

Его ухмылка становится шире.

— Если ты не будешь меня слушаться, детка. Я расскажу о твоем предательстве всей твоей гребаной семье.

Мои ноздри раздуваются, когда я смотрю на него, жалея, что не могу окунуть его в бассейн и утопить. Без сомнения, он превзошел бы меня по силе, но, возможно, из-за неожиданности я вышла бы победителем. Я слишком дорожу своей жизнью, чтобы выяснять это.

Он притягивает меня еще ближе, так что я чувствую тепло его дыхания на своем лице.

— Скажи мне, детка, кто владеет тобой.

Я стискиваю зубы.

— Пошел ты.

— Нет, Адрианна. — Он разворачивает меня и прижимает спиной к своей груди, заставляя почувствовать, как твердая длина его члена упирается в мою задницу. — Я трахну тебя, и когда я это сделаю, ты пожалеешь, что не легла мою постель, когда я впервые попросил.

— Только через мой труп.

Он хихикает мне в ухо.

— Вероятно, именно это и произойдет, если твой отец узнает, что ты действовала за его спиной и передавала информацию врагу.

Я с трудом сглатываю, понимая, что то, что сделала, было неправильно, даже если я не уважаю свою семью. Мое решение предать их было трудным, поскольку я всегда преуспевала в криминальном мире, но