Внешне мистер Бэнкс чем-то напоминал Вериного отца – такой же ослепительный красавчик, при виде которого все женщины «падали и сами собой укладывались в штабеля». Но в мистере Бэнксе не было той холодной отчуждённости, что наблюдалась в Александре Громове. Отец Веры всегда держал незримую дистанцию между собой и собеседником, а учитель был открыт, жизнерадостен и приветлив абсолютно со всеми, этакий душа-человек. Впервые увидев Веру на своём занятии, он дружелюбно расспросил её, откуда она приехала, а узнав, что из России, тут же весело защебетал о гениях русской классики – Толстом, Чехове, Достоевском… Вера страшно смущалась, поскольку ещё не успела толком освоиться на новом месте, но искреннее тепло и участие, которые проявил к ней красавец учитель, растрогали и успокоили её.

Поначалу она страдала от своей неловкости, неприспособленности к американскому школьному быту. К примеру, далеко не сразу она привыкла к тому, что не надо было вставать из-за парты, отвечая на вопрос учителя, а также когда кто-то из педагогов входил в класс. Или к тому, что рюкзаки в класс приносить было нельзя – всё оставлялось в специальном индивидуальном шкафчике, код к которому знал только сам ученик. На каждый урок из шкафа доставались учебники и папки для нужного предмета. В папку вкладывались обычные листы бумаги – именно на них полагалось писать, а привычных Вере тетрадок в клеточку и в линеечку не было вовсе.

Удивляло то, что не успевшие утром позавтракать ребята могли легко сделать это в кафетерии – завтрак стоил всего один доллар, а обед – два (в Вериной московской школе вход в столовую до обеда был строго воспрещён). Обед в школе Линкольна являлся строго обязательным мероприятием. Ученики из малообеспеченных семей питались в школе бесплатно. Можно было, конечно, приносить еду с собой из дома – в специальных ланчбоксах, но съедать её всё равно полагалось в столовой, со всеми одноклассниками: крошить в классе не позволялось. Никому и в голову бы не пришло на переменке достать припасённый бутерброд или яблоко и начать жевать. Кормили в школьной столовой вкусно и разнообразно, но, разумеется, не совсем так, как в русских школах: пиццей, пастой, лазаньей, бургерами, хотдогами, куриными котлетками и жареной рыбой, иногда – китайской или мексиканской едой.

Родительские собрания не проводились совсем. Учителя могли назначать личные встречи родителям конкретных учеников, посылать им записки или звонить домой. А ещё не было никаких классных «дежурств» – когда Вера рассказала как-то своим одноклассникам о том, что в российских школах ученики моют полы и окна в классе, ходят на городские субботники и отрабатывают летнюю практику на пришкольных участках, на неё посмотрели, как на рабыню Изауру.

Впрочем, это удивляло Веру только в первые пару недель. Она вообще быстро и легко приспосабливалась к новым жизненным обстоятельствам. Уже ко второму году обучения в старшей школе имени Авраама Линкольна Вера Громова считалась там настоящей звездой. Ни один концерт не обходился без её участия; Вера исполняла главные роли практически во всех школьных спектаклях; она пела, танцевала и декламировала…

Мальчишки ходили за ней толпами. К семнадцати годам она расцвела, превратившись в девушку потрясающей, ярчайшей красоты. Вера стала очень похожа на свою покойную маму то ли цыганской, то ли испанской – какой-то неистовой – статью. У неё были волнистые тёмные волосы – непокорная роскошная грива, чёрные глаза, прожигающие своим блеском насквозь, умопомрачительно тонкая талия и пышные грудь и бёдра. От Веры сходили с ума в одну секунду. Но она тайком вздыхала лишь по одному мужчине – учителю литературы мистеру Бэнксу…

Дина, тоже весьма эффектная и симпатичная девушка, очень страдала из-за того, что младшая сестра пользуется большим успехом у парней, чем она сама. Ни вокальных, ни драматических талантов у Дины не наблюдалось, зато она активно выражала себя в чирлидинге, то есть в группе поддержки школьных спортивных команд. Ей удивительно шла униформа линкольнских чирлидеров – короткие бело-красно-чёрные платьица, но… Вера всё равно была привлекательнее и популярнее, хоть тресни.

К счастью, Дина уже окончила старшую школу и благополучно поступила в Орегонский университет науки и здоровья, так что преспокойно могла флиртовать со всеми парнями-однокурсниками, не опасаясь больше конкуренции в лице красотки Веры. Та же планировала после выпускного перебраться в Нью-Йорк, чтобы поступить, ни много ни мало, в знаменитую Школу искусств Тиш.

Вообще, школьная жизнь Вере очень нравилась. В Портленде было всего три старшие школы – Кливленд, Линкольн и Уилсон, однако линкольнская считалась лучшей не только в городе, но и во всём штате Орегон, и была основана ещё в середине девятнадцатого века. Она располагалась в районе под названием Общественные школы Портленда, и добираться туда из дома было довольно долго – приходилось вставать в половине шестого утра, чтобы успеть к автобусной остановке на Джермантаун Роуд. Но всё же Вера ни секунды не пожалела о том, что их с сестрой определили именно в это место. Впервые увидев свою школу – ничем не примечательное двухэтажное здание кирпичного цвета, окружённое не слишком-то густыми зелёными насаждениями, она, тем не менее, интуитивно почувствовала какое-то родство с этим местом. В школе Линкольна был, что называется, свой особый дух. Своя магия…

Да и сам город, в целом, Вере очень нравился. Многие называли Портленд «городом роз», потому что его климат идеально подходил для выращивания этих цветов. В Портленде вообще было удивительно много зелени – глаз радовался, глядя на многочисленные парки и сады, газоны и цветники… Вот только солнца здесь было маловато. Вера порой впадала в лёгкую меланхолию от постоянной пасмурной погоды. Собственно, зелёным город был ещё и потому, что дожди здесь лили по несколько месяцев кряду, чуть ли не полгода. Вечная сырость и плесень были неотъемлемой частью Портленда. Однако после огромной суматошной Москвы город казался этаким уютным тихим островком, ни разу не похожим на мегаполис. Даунтаун – деловая часть города – был совсем маленьким, а всё остальное представляло из себя типичный пригород. В Портленде не бывало смога, и дышалось здесь привольно и легко. У города был даже свой собственный оригинальный знак – белоснежный олень, застывший в прыжке над контуром штата Орегон, светящийся ночами.

В то памятное утро в городе выпал снег – впервые за несколько лет! Это было настоящим событием. Снегопады здесь случались крайне нерегулярно и потому – всегда неожиданно. Снег в Портленде был редким явлением, ввергающим, тем не менее, горожан в самую настоящую панику, как стихийное бедствие. В такие дни в новостях постоянно призывали к осторожности на дорогах, ссылаясь на многочисленные аварии. Конечно, автострады – фривеи – сразу же расчищали от снега и посыпали химикатами, но на остальных дорогах дела обстояли не так радужно.

Вере нравился снег. После морозной России она истосковалась по настоящей белой зиме и радовалась тому, что погода вдруг столь неожиданно переменилась. На улицах было так светло, так красиво!..

Она стояла на остановке и раскатывала в ладонях упругий круглый снежок, борясь с детским искушением лизнуть его. Вдруг некстати вспомнилось, как они с Ромкой всегда ели первый снег, и он казался им таким вкусным!.. А ещё они лепили снеговиков и другие фигуры – зверей, людей, сказочных существ, а дядя Сеня затем выносил ведро с водой и поливал их, чтобы за ночь схватило морозцем. Иные ледяные скульптуры простаивали в их дворе всю зиму…