А кроме того, была еще дверь в глубине парка, через которую они прошли накануне. Офелия потом вернулась к ней и нашла ее запертой наглухо. Она попросила ключ у слуг, но те ответили, что им всем запрещено его отдавать. Несмотря на учтивое обхождение лакеев и изысканные манеры их госпожи, она чувствовала себя пленницей… и не была уверена, что об этом можно писать родителям.

– Ну вот! – воскликнула тетушка Розелина.

Офелия обернулась. Ее крестная, сидевшая за маленьким секретером, отложила перо на бронзовую подставку и начала складывать три густо исписанных листка.

– Вы уже кончили? – удивленно спросила Офелия.

– Ну еще бы! У меня была целая ночь и целый день, чтобы обдумать свое письмо. Настоятельницы узнают все, что здесь творится, можешь мне поверить.

Офелия задумчиво посмотрела на изящные каминные часы, звонко отсчитывающие секунды. Скоро уже девять вечера, а от Торна и Беренильды никаких известий. За окном стоял мрак, парка не было видно. В темных стеклах, как в зеркале, отражались огни ламп и пламя в камине гостиной.

– Боюсь, ваше письмо никогда не уйдет с Полюса, – тихо сказала девушка.

– Ну что за глупости?! – возмутилась Розелина.

Офелия прижала палец к губам, призывая ее понизить голос. Подойдя к секретеру, она повертела в руках конверт с теткиным письмом.

– Вы же слышали, что сказала мадам Беренильда, – прошептала она. – Нам придется отдать письма Торну. А я не так уж наивна и думаю, что он их никуда не отошлет, если их содержание нарушит его планы.

Тетушка Розелина резко поднялась со стула и бросила на Офелию пытливый, чуточку удивленный взгляд. В свете лампы ее лицо казалось еще желтее, чем обычно.

– Если я правильно тебя поняла, мы здесь совершенно беззащитны?

Офелия кивнула. Да, в этом она была убеждена. Никто не придет им на помощь, а Настоятельницы не откажутся от принятого решения.

– И тебя это не пугает? – спросила тетушка Розелина, прижмурившись, как старая кошка.

Офелия подула на свои очки и потерла их о рукав.

– Немного пугает, – призналась она. – Особенно то, чего здесь недоговаривают.

Розелина поджала губы, подумала, взяла конверт, решительно разорвала его пополам и снова уселась за секретер.

– Ну хорошо, – вздохнула она, взявшись за перо. – Попробую написать помягче, хотя эти экивоки совсем не в моем духе.

Когда Офелия села перед своей скамеечкой, тетка сухо добавила:

– Я всегда считала, что ты дочь своего отца – ни самолюбия, ни воли. Оказывается, я тебя плохо знала, детка.

Офелия и сама не поняла, почему эти слова согрели ее. И в конце письма она добавила: «Я счастлива, что здесь, со мной, тетушка Розелина».

– Уже ночь на дворе, – объявила тетка, бросив неодобрительный взгляд в окно. – А наших хозяев всё нет как нет! Надеюсь, они о нас не забыли. Бабушка очень мила, но, по-моему, она слегка не в себе.

– Они живут по расписанию двора, – ответила Офелия, пожав плечами.

– Двор! – фыркнула Розелина, яростно царапая пером бумагу. – Слишком красивое слово для здешнего безумного театра, где за кулисами люди режут друг друга. Если уж выбирать, то нам лучше сидеть тут, под крылышком у этих полоумных!

Офелия нахмурилась, поглаживая свой шарф. Она не разделяла мнение тетки. Мысль о том, что она будет лишена свободы передвижения, приводила ее в ужас. Сначала ее посадят в клетку, якобы желая защитить, а потом, в один прекрасный день, клетка превратится в тюрьму. Женщина, запертая в четырех стенах, чье единственное назначение – рожать детей своему супругу… Вот во что они ее превратят, если она сейчас же не возьмет будущее в свои руки.

– Вы тут не скучаете, мои милые?

Офелия и Розелина оторвались от своей корреспонденции. Бабушка Торна отворила двустворчатую дверь так тихо, что они и не слышали, как она вошла. Старуха ужасно напоминала черепаху согбенной спиной, морщинистой шеей, медленными движениями и щербатой улыбкой, разрезавшей ее лицо от уха до уха.

– Нет, спасибо, мадам, – ответила тетушка Розелина, стараясь говорить громко и раздельно. – Вы очень любезны.

– Мне только что звонила дочь, – объявила бабушка. – Она просит у вас извинения, ее задержали. Она вернется завтра утром. – И добавила, сокрушенно покачав головой: – Ох, не нравятся мне все эти светские развлечения! А ей кажется, что она непременно должна в них участвовать. Это очень неразумно…

Офелия уловила беспокойство в ее голосе. Неужели Беренильда тоже подвергается опасности, показываясь при дворе?

– А ваш внук? – спросила она. – Когда он вернется?

По правде говоря, девушка не спешила его увидеть, и ответ порадовал ее:

– Ах, бедное мое дитя, это такой серьезный мальчик! Он весь в делах, непрерывно смотрит на часы, ни минуты не посидит на месте! Едва успевает поесть! Боюсь, что вам всегда придется видеть его только мельком.

– Мы должны отдать ему наши письма, – сказала тетушка Розелина. – И нужно указать нашим родным обратный адрес, на который они могли бы нам писать.

Бабушка так усердно закивала, что Офелия подумала: сейчас она устанет и втянет голову в плечи, как черепаха под панцирь.

Назавтра, уже после полудня, Беренильда вернулась в замок, упала без сил на свою кровать с балдахином и потребовала кофе.

– Ах, эти светские оковы, милая Офелия! – воскликнула она, когда девушка пришла поздороваться с ней. – Вы даже не понимаете, как счастливы, что избавлены от них! Будьте добры, передайте мне вон то зеркало на консоли.

Офелия взяла красивое ручное зеркальце и подала его Беренильде, едва не уронив по дороге. Красавица приподнялась, опершись на подушки, и начала с тревогой рассматривать маленькую, едва заметную морщинку на лбу.

– Мне необходимо как следует отдохнуть, если я не хочу превратиться в развалину.

Слуга подал хозяйке чашку кофе, но та с отвращением оттолкнула ее и устало улыбнулась Офелии и тетушке Розелине.

– Я страшно сожалею, что мне пришлось так долго отсутствовать, – сказала она. – Надеюсь, вы не очень скучали без меня?

Беренильда задала этот вопрос только из вежливости, после чего отпустила их и заперлась в своей спальне, вызвав презрительное фырканье тетушки Розелины.

Последующие дни проходили примерно так же. Офелия совсем не видела жениха, встречала Беренильду в коротких промежутках между ее отсутствиями, обменивалась несколькими вежливыми словами с бабушкой, а остальное время проводила в обществе тетки. Ее жизнь свелась к унылой рутине, состоявшей из одиноких прогулок в парке, безмолвных трапез, чтения долгими вечерами и прочих занятий, помогавших кое-как разгонять скуку. Единственным приятным событием стала, в один из дней, доставка их чемоданов, что несколько утешило тетушку Розелину. А Офелия, со своей стороны, заставляла себя при любых обстоятельствах сохранять на лице выражение покорности. Было важно не вызывать подозрений – особенно когда она слишком долго пропадала в глубине парка.