Первое, что он увидел, – карету «скорой помощи» у подъезда. Второе – толпу любопытных соседей на лестнице. Третье – кажется, носилки… И растрепанные волосы цвета спелой пшеницы.

– Что случилось? – в отчаянии спросил он, проталкиваясь ближе, и успел еще заметить, что лицо у нее открыто – значит, жива…

– Ах это он? – произнес над ухом чей-то разгневанный голос. Хозяина голоса Кантор увидеть не успел, потому что голова его вдруг раскололась пополам.

«Таблетки на Блюхера» – всегда отличный прихо… э-э-э… сервис!

Масяня

– Кантор! Смотри сюда! На меня смотри! Сколько пальцев ты видишь?

Он попытался вглядеться в туманные круги перед глазами и простонал:

– Ни хрена не вижу… Где я?

– Где надо, – кратко ответил деловитый женский голос. – Давайте-ка еще раз.

Он почувствовал, как к его голове прикасаются чьи-то руки, и боль слабеет.

– Смотри теперь, – снова обратился к нему голос. – Что ты видишь?

– Что-то белое, – с трудом выговорил Кантор, пытаясь вспомнить, кому принадлежит этот голос.

– А слышишь хорошо?

– Да.

– Голова болит?

– Да.

– Тошнит?

– Еще как.

– Поверните его на бок, – скомандовала женщина. – А то еще захлебнется. Не на этот, на другой.

Туман слегка прояснился, и он обнаружил, что лежит на чем-то вроде стола.

– Не двигайся, – скомандовал все тот же голос. – Буду шить.

Кантор наконец узнал эти резкие командирские интонации.

– Стелла?

– Очень хорошо, – одобрительно сказала женщина, ковыряясь у него в волосах. – Узнал. Это радует. Красоту пришлось попортить, но ничего, волосы не голова, отрастут. Сейчас будет больно…

– Как я сюда попал? – спросил он и тут же стиснул зубы, так как Стелла, видимо, принялась шить.

– В карете «скорой помощи», – пояснила она. – Как голова?

– Лучше. Что со мной?

– Что ты помнишь?

Он напряг память и с трудом вспомнил, что с кем-то целовался на улице. Потом – драку и девушку с пистолетом.

– Ольгу помню, – сказал он. – И пистолет.

– А как она фанги нажралась, помнишь?

– Какой фанги?

– Твоей, засранец. Я все скажу Амарго, пусть он тебе клизму трехведерную поставит за наркотики.

Кантор прикрыл глаза, пытаясь понять, что происходит. При чем тут наркотики? Ольга сама по себе, а фанга лежала себе в кармане и никого не трогала…

– Не помню, – сказал он.

– А кто ее трахал, тоже не помнишь?

– А ее кто-то трахал? – Кантор попытался подняться, но голова взорвалась новой волной боли, и его тут же стошнило.

– Понятно, – так же холодно и невозмутимо сказала Стелла и скомандовала: – Все, вытирайте стол, перевязывайте, и можно дальше колдовать.

– На первый раз хватит, – отозвался другой женский голос, мягкий и певучий. – Теперь ему надо полежать, а еще лучше – поспать.

– Послушайте, матушка Нивуль, в моем кабинете сидят несколько разгневанных людей, которые горят желанием его добить, а он не может ни слова сказать в свое оправдание. Что можно сделать?

– Ничего. Память сама восстановится за пару дней, а колдовством тут не поможешь. Спросите лучше у девушки. Как она себя чувствует?

– Еще не знаю. Ею занимается отец Флоренто и медсестры. Моя помощь там не требуется.

– Попробуйте расспросить ее, как только придет в сознание. У нее провалов в памяти не должно быть.

– Что случилось? – простонал Кантор. – Стелла, объясни. Что с Ольгой? И с моей головой?

Стелла обошла стол, так чтобы он мог ее видеть, и снова показала три пальца.

– Сколько пальцев?

– Три. Объясни же, что случилось.

– Что-что… – Стелла отошла в сторону и достала сигарету. – Сотрясение мозга с тобой случилось, наркоман-склеротик! Череп у тебя хороший, крепкий. Чего нельзя сказать о его содержимом. О мозгах то бишь. Я вообще сомневаюсь в их существовании. Что ты делал у Ольги?

– Музыку слушал… – с трудом вспомнил Кантор.

– Молодец, – одобрила Стелла. – А еще? Думай. Кто ее трахал и каким образом она наелась фанги в таком количестве, что ее до сих пор откачивают?

– Не помню… Может, и я… А может, и нет…

– Ты? У тебя что, галлюцинации? Ты хоть помнишь, кто ты такой?

Скрипнула дверь, и девичий голосок спросил:

– Мэтресса Стелла, что у вас?

– Ничего, – отозвалась Стелла. – Сотрясение и амнезия. А что там Ольга?

– Еще работают. Что ребятам сказать?

– Пусть идут домой и не шляются по клинике. И ничего пока не говорят королю, не хватало, чтобы сюда еще его величество заявился и потребовал объяснений. Сами-то они что думают?

– До сих пор спорят. Элмар говорит, что он ее накачал наркотиками сверх меры и сбежал, бросив на произвол судьбы. Жак считает, что она пыталась покончить с собой, потому что он ее изнасиловал. А Азиль утверждает, что действует проклятие и что ей не надо было связываться ни с кем, кроме своего «мертвого супруга». Вот, дескать, связалась, отдалась, и как результат – оба в больнице.

– Выгоняй этих философов и попробуй расспросить Ольгу, когда придет в себя. Ерунду какую-то городят…

Дверь хлопнула, и по коридору простучали каблучки.

– Вспомнил еще что-нибудь? – спросила Стелла. – Гипотезы наших гениев тебе ничего не напомнили?

– Я ее не насиловал, – только и смог выговорить Кантор.

– Вот в это охотно верю. Попробуй еще что-нибудь вспомнить.

Кантор закрыл глаза и перевернулся на спину.

– Меня что, били? – спросил он. – Или я сам упал?

– Не то чтобы били… Но разок приложили.

– Чем?

– Кулаком, дружок. Голым кулаком. А затылок ты рассадил о ступеньки в подъезде, когда падал.

– Кто? За что?

– Ты же слышал за что. Считают, что ты виноват. А его высочество не любитель долгих разборок. Как тебя угораздило вернуться? Элмар тебя увидел и тут же, не говоря ни слова, приголубил по-геройски. А кулак у его высочества сам знаешь какой. Радуйся, что череп не треснул. Попробуй вспомнить по порядку. Вот слушали вы музыку. Дальше что?

– Куда-то ходили… Не помню… Целовались на улице…

– Кто целовался на улице?

– Мы с Ольгой.