Новый председатель довольно испуганно и вымученно улыбнулся.

– Познакомьтесь, пожалуйста, – заговорил он, представляя дядю Лешу, – Глазов Алексей Алексеевич, наш бригадир садоводства… Воюем с ним из-за шефов… Мне дали двести человек, но только на картошку, – объяснял председатель, обращаясь ко всем, но больше – к стоящему напротив высокому крупному мужчине в сером глухом плаще и шляпе.

– Что, действительно скармливаете коровам? – спросил тот.

– Некондицию, только некондицию, Виктор Иванович…

– А отчего она выходит, некондиция… – попытался вставить дядя Леша, но председатель его перебил:

– Винзавод теперь не принимает, производство соков нам невыгодно разворачивать, сад в общем небольшой…

– Так вы что, еще не убирали яблоки? – довольно строго спросил вдруг Виктор Иванович.

– Да нет, Виктор Иванович, план мы перевыполнили… Сто двадцать пять процентов дали… Потрудились на славу… всем колхозом…

– Да там еще два плана! А то и три! – заволновался вдруг дядя Леша. – И какие яблоки остались! Убрали-то раннеспелые сорта, нележкие… А самое яблоко – на ветке… да на земле… некондиция! – дядя Леша зло зыркнул на председателя. – Отчего оно некондицией становится? На земле лежит… Некондиция…

– Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь. – Виктор Иванович улыбнулся, глядя дяде Леше в глаза. – Подумаем мы насчет шефов, подумаем…

– Так думать-то некогда. – Дядя Леша инстинктивно потер левую половину груди. – Некогда думать… Убирать надо… сад – он же живой… Не уберем мы, он обидится, плодоносить долго не будет…

Все вокруг вдруг заулыбались.

– Ну, это уже мистика… – Виктор Иванович тоже улыбался.

– Алексей Алексеевич, – торопливо подсказал новый председатель.

– Это уже мистика, Алексей Алексеевич… А нам надо быть реалистами… Вы вот мне скажите лучше, сколько лет живет яблоня… Я, признаться, так и не знаю… Двадцать, тридцать?..

Дядя Леша глянул недоверчиво на Виктора Ивановича.

– Яблони – как люди… по-разному живут… У кого жизнь какая… И шестьдесят, и восемьдесят… и сто лет живут…

– Сто? – Виктор Иванович и остальные, кажется, не совсем поверили.

– Да вот… – дядя Леша поднял сетку, которую держал в руках. – Вот яблоки с яблони восемьдесят второго года рождения. Тысяча восемьсот восемьдесят второго года… Больше ста лет выходит…

И стоящие вокруг серьезные люди подались сюда сразу и с почти детским любопытством смотрели на столетние яблоки…

– Для сада терпение нужно… Есть ведь сорта, они в пятьдесят лет только плодоносить начинают… – объяснял дядя Леша.

– Да, долго… – задумчиво произнес Виктор Иванович, отрывая взгляд от сетки с яблоками. – Мы на юге области закладываем спецхоз на четыреста гектаров плодовых деревьев и кустарников. Не хотели бы там поработать? Нам нужны хорошие специалисты.

– Не, – смутился дядя Леша. – Я уж тут…

– Почему? Там перспектива…

– Знаю я эту перспективу, – перебил его дядя Леша. – Скороспелок натыкают… Через пять лет урожай, через десять – вырубай… Это не яблони… Яблони у нас…

– Ну, а если вдруг на месте этого сада комплекс будет строиться?

– Какой комплекс? – быстро спросил дядя Леша.

– Птицеводческий комплекс… Вы ведь наверняка знаете, что в районе, и в колхозе в частности, начался процесс переспециализации…

Дядя Леша подался чуть вперед, спросил недоверчиво, настороженно:

– Чегой-то – на месте сада? Где такое записано? У нас на пятилетку план по яблокам… И зачем тогда специализацию было делать, если теперь это… пере…?

Виктор Иванович улыбнулся.

– Я не посягаю на ваш сад, Алексей Алексеевич, я говорю в принципе…

– Так и я… в принципе… А мы в пятилетку записаны, сад никакая собака не тронет…

– Я не спорю с вами, Алексей Алексеевич… Сад ваш наверняка хороший, красивый, и яблоки вот… – Виктор Иванович глянул на сетку в руке дяди Леши. – Но вы у любого спросите, что сегодня нужней: сад или птицеводческий комплекс? Нам народ надо кормить, Алексей Алексеевич.

– Так что ж, значит, чтоб накормить – сад под корень? А? – глаза дяди Леши сузились, он подался вперед.

– Да вы успокойтесь, – улыбнулся Виктор Иванович. – Мы видим, как вы любите сад.

– А чего мне его любить? – Кажется, дядя Леша уже не мог успокоиться. – Чего мне его любить? Чего хорошего я через него видел? У меня, может, через него вся жизнь перевернутая!.. Только я вот чего тебе скажу…

Председатель схватил дядю Лешу за локоть, останавливая, но тот вырвал руку:

– Да пусти ты! Я вот чего скажу… И сам понимаю, и по рассказам знаю… Жили не то что теперь… Мясцо ре-едко в щах, ре-едко… А в новину, бывало, и пухли, жрать совсем нечего. Только сады-то все держали!.. В каждом колхозе свой сад!.. Не в сытости дело, от яблок брюхо не вырастет… не в сытости дело, а в радости, в радости, понял, как тебя…

Он вбежал, задыхаясь, на пятый этаж, остановился у приоткрытой двери с цифрой «55», из-за которой доносились тихие глухие голоса, вошел.

В квартире было полутемно, серо. Первое, что он увидел, – зеркало в прихожей, завешанное полотенцем, и телевизор в комнате, которым хвастался Николай. Экран телевизора был прикрыт тряпкой. На диване лежал пластом, не двигаясь, Витек. Из кухни быстро шла Райка. Она не видела дядю Лешу.

– Рай! – позвал он тихо.

– Ой, дядь Леш, дядь Леш! – прижалась Райка к его плечу, став вдруг маленькой и жалкой.

– Рай, кто там? – спросила из комнаты тетка Ира чужим, сорванным криком голосом.

– Свои это, свои! – испуганно крикнула в ответ Райка и зашептала, глядя снизу: – Ты бы шел, дядь Леш…

– Да как же, – забасил дядя Леша, не понимая.

Тетка Ира вышла в прихожую, в черном, с провалившимися глазами на сером лице, с синими покусанными губами. Сзади ее удерживала за руку какая-то старуха.

– А, куманек дорогой явился! – громко заговорила тетка Ира. – С яблочками со свово сада, с бутылочкой! Друг от самого детства, как же… Ты чего пришел? – грозно спросила она. – Сестру мою на тот свет свел, теперь мужика? Горбил на твой сад всю жизнь… А?! – Голос ее поднялся до невыносимого.

– Ир, – заговорил хрипло и испуганно дядя Леша, но она, поднимая руку и вырываясь от старухи, закричала в близкой бабьей своей истерике:

– Пошел отсюда, гад! И только приди! Приди только на похороны! Попробуй только!

– Иди, дядь Леш, иди, видишь, какая она, – Райка подталкивала дядю Лешу к двери.

Спускаясь по лестнице, он заклохтал вдруг горлом, шмыгнул громко носом, торопливо провел рукавом пиджака по глазам…