Плевать ему, сколько лет она не пьет. Каждый раз при взгляде на нее он вспоминал потекшую от слез тушь, несвязные речи и тяжесть рук, висевших у него на шее во время пьяного или наркотического бреда, завершавшегося мольбами о прощении.

– Тебе всегда нравилось бывать на природе. – Она подошла ближе. – Я не слишком разбираюсь в растениях, но мне кажется, что ты пытаешься выкопать куст пиона.

Учитывая ту жизнь, которую вела мать, ей следовало бы выглядеть старой развалиной. Но этого не произошло. Она по-прежнему стройна, а лицо неестественно гладкое для пятидесятидвухлетней женщины. Даже длинные волосы казались ему омерзительными. В ее-то возрасте! Давно пора подстричься.

В детстве ему приходилось жестоко и часто драться с одноклассниками, любившими давать детальное описание ее задницы или той части тела, которую она предпочитала выставить напоказ во время нечастых визитов.

Эйприл полдела носком туфли сплющенную консервную банку.

– Я не умираю.

– Да, прошлой ночью я так и понял. И Блу еще заплатит за вранье!

– И даже не больна. Так что повода праздновать пока нет.

– Может, в следующем году появится. Она даже не поморщилась.

– Просто у Блу большое сердце. Интересный она человек. Не ожидала, что она окажется именно такой.

Похоже, она намеревается выудить из него правду, но ничего не выйдет.

– Поэтому я и просил ее выйти за меня.

– Прекрасные у нее глаза! Большие, невинные, но есть в ней и что-то сексуальное.

Непристойная детская песенка...

– Ее нельзя назвать красавицей, – продолжала Эйприл, но... она лучше, чем красавица. Не знаю, как выразиться. Во всяком случае, сама она и не подозревает о том, что в ней заложено.

– Она – железнодорожная катастрофа, – выпалил он, прежде чем вспомнил, что по сценарию должен быть сражен прелестями Блу. – Не воображай, что если я влюблен, значит, слеп. Меня привлекла в ней самодостаточность.

– Да, вижу.

Дин схватил мотыгу и принялся окапывать розовый куст. Он знал, что это розовый куст, потому что пара бутонов как раз успели распуститься.

– Ты слышал о Марли Моффат? – обронила она.

Мотыга ударилась о камень.

– Как не слышать! Во всех выпусках новостей только об этом и талдычат.

– Полагаю, ее дочь будет жить у сестры Марли. Богу известно, Джек пальцем о палец не ударит, разве что выпишет чек.

Дин отбросил мотыгу и снова взялся за лопату. Аннабелла принялась играть браслетами.

– Думаю, к этому времени ты уже сообразил, что мое изгнание – не слишком хорошая идея, особенно, если хочешь жить этим летом хотя бы в минимальном комфорте. Через три-четыре недели я навсегда исчезну из твоей жизни.

– Именно это ты говорила в ноябре, когда явилась на матч с «Чарджерс».

– Больше такого не повторится.

Он снова вонзил лопату в землю, но тут же вытащил. Эйприл оказалась последней каплей. Трудно соотнести ее бурную деятельность с той обдолбанной потаскушкой, которая не знала, как отделаться от собственного ребенка!

– Почему на этот раз я должен тебе верить?

– Потому что меня тошнит от необходимости жить с вечным сознанием вины. Ты никогда не простишь меня, а я больше не стану молить. Как только ремонт закончат, я исчезну.

– Почему ты делаешь это? К чему это гребаное инкогнито?

Эйприл скучающе пожала плечами – последняя женщина в баре, после того как закончилось веселье.

– Думала, это будет забавно, только и всего.

– Эй, Сьозен! – Мистер Озабоченный Электрик высунул голову из-за угла. – Не можете на минутку подойти?

Эйприл отошла. Дин вырыл очередной камень. Теперь, увидев, сколько обязанностей лежит на матери, он понял, что, если настоит на своем, ему придется куда хуже, чем ей. Значит, выгонять ее не имеет смысла. Он мог бы уехать в Чикаго, но нельзя же позволить матери выбросить его из собственного дома! Он никогда ни от кого не бежал, особенно от Эйприл! Но не выносил мысли о необходимости жить с ней рядом, пусть даже на участке в несколько сот акров! Поэтому удерживать Блу в доме стало необходимостью, а не просто минутным порывом. Она послужит буфером между ним и матерью.

Он представил, что перед ним голова Блу, и гильотинировал побег чертополоха одним ловким ударом. Солгав насчет Эйприл она переступила все возможные границы. Много ловких дамочек он встречал в своей жизни, но такой наглости еще не видел! Ничего, пусть немножко помаринуется в собственном страхе, прежде чем он с ней разделается!

К тому времени, как плотники, закончив дневное задание ушли, Дин почти очистил фундамент от сорняков и при этом ухитрился не слишком повредить те растения, в которых наконец распознал пионовые кусты. Плечо болело, как сто чертей, но он слишком долго бездельничал. Приятно снова заняться чем-то полезным.

Выходя из инструментальной кладовой, он унюхал аромат чего-то вкусного, доносившийся из открытого кухонного окна. Значит, Блу решила что-то приготовить. Но он не собирался участвовать в уютном семейном ужине, на который Блу наверняка пригласила его мать.

По пути домой он вдруг вспомнил о смерти Марли Моффат и одиннадцатилетней дочери, оставшейся сиротой. Его единокровная сестра.

Мысль была совершенно нереальной. Он хорошо помнил, что это такое – чувствовать себя сиротой, и одно знал твердо: бедняге придется самой позаботиться о себе, поскольку Джек Пэтриот на такое не способен.

Райли Пэтриот жила в Нашвилле, штат Теннесси, в белом кирпичном доме с шестью белыми колоннами, белыми мраморными полами и сверкающим «мерседесом» в гараже В гостиной на белом ковре стояли белый концертный рояль и два белых дивана. Райли не позволяли входить в гостиную с тех пор, как в шесть лет она пролила на ковер виноградный сок.

И хотя сейчас Райли было уже одиннадцать, мать ничего не забывала и не прощала. Не только сок, но и множество других вещей...

Правда, теперь уже слишком поздно думать об этом. Десять дней назад на глазах множества свидетелей ее мать, Марли Моффат, оперлась на корабельный поручень, оказавшийся сломанным, и упала в реку Камберленд с верхней палубы старого колесного прогулочного судна «Олд глори». К сожалению, падая в воду, она ударилась обо что-то головой, к тому же была ночь, и ее слишком долго искали. Ава, десятимиллионная няня Райли, разбудила девочку, чтобы сообщить ей скорбную новость.

Теперь, полторы недели спустя, Райли пустилась в бега, чтобы найти брата.

Хотя она отошла от дома всего на квартал, майка уже липла к спине. Поэтому она расстегнула дутую розовую куртку. Брюки из сиреневого вельвета были двенадцатого размера, самой большой полноты и все равно сидели чересчур туго. У кузины Тринити был восьмой размер, малая полнота, но кости Райли, даже не обтянутые кожей, были шире восьмого размера, малой полноты.