— Ну, думаю, нам всем пора ложиться спать, — предложила леди Харрингтон.

Словно не слыша этих слов, Сюзанна подошла к сестре и взяла ее за руку:

— А где Антуан?

Вопрос застал Жаклин врасплох. Она не знала, что девочкам так ничего и не сообщили. Впрочем, сейчас не время говорить им о смерти брата — они и так пережили слишком много горя.

— Антуан арестован и сидит в тюрьме. — Жаклин невольно опустила глаза.

Сюзанна удивленно посмотрела на нее:

— А почему месье Сент-Джеймс не спас его вместе с тобой?

— Понимаешь, очень трудно спасать людей из тюрьмы, — объяснила Жаклин, она старалась, чтобы ее слова звучали как можно убедительнее, — но Антуан недавно прислал мне письмо, где написано, что с ним все в порядке. Он прекрасно себя чувствует и передает вам обеим самый горячий поцелуй.

— Мне кажется, что она рассказывает им о смерти их брата, — неожиданно произнесла по-английски Лаура, обращаясь к своим родителям, которые не понимали, о чем говорят сестры.

— Думаю, не стоило говорить им об этом прямо сейчас, — с сомнением заметила леди Харрингтон. — Но она их сестра, и ей лучше знать, когда сообщить бедняжкам печальную новость.

Сюзанна с ужасом взглянула на леди Харрингтон. Ярко голубые глаза девочки мгновенно потемнели.

— Ты лжешь! — громко закричала она, с ненавистью глядя на Жаклин. — Зачем ты соврала нам? — С этими словами девочка, заливаясь слезами, выбежала из комнаты.

Жаклин не знала, что ей делать, и в растерянности посмотрела на Серафину. Взгляд малышки стал каким-то безжизненным. «Такого взгляда не должно быть у шестилетних детей», — подумала Жаклин.

Серафина повернулась и молча вышла из комнаты; при этом Жаклин почувствовала, что такое молчание для нее тяжелее, чем плач Сюзанны.

Следующие несколько недель оказались особенно трудными для Жаклин.

Хотя встреча с сестрами очень обрадовала ее, она понимала, что ее пребывание в Англии продлится для нее недолго, и поэтому не пыталась хоть как-то приспособиться к новой жизни. Сэр Эдвард и леди Харрингтон очень хотели, чтобы она выучила английский, и даже пригласили для нее учителя, но нежелание Жаклин учить язык превращало ежедневные занятия в настоящее мучение.

Каждое утро она проводила с Сюзанной и Серафиной. Сюзанна вскоре смирилась со смертью Антуана и больше не обвиняла сестру во лжи; что же касалось Серафины, ее мысли и чувства оставались для Жаклин загадкой. Девочка по-прежнему отказывалась говорить. Тогда Жаклин перестала обращать на это внимание и разговаривала с обеими сестрами по-французски. Обычно Сюзанна брала инициативу в свои руки и отвечала за младшую сестру. Жаклин была поражена, как нежно и внимательно относится Сюзанна к Серафине. Длительное пребывание в отрыве от семьи, похоже, очень сблизило этих крошек.

Леди Харрингтон и Лаура направили всю свою энергию на подбор нового модного гардероба для Жаклин, хотя та возражала, не желая, чтобы на нее тратили так много денег. Она не собиралась вести светскую жизнь, и вечерние платья, купленные для нее, так и оставались ненадеванными. Но все это не останавливало двух английских леди, которые продолжали заниматься нарядами Жаклин, словно она была их любимой новой куклой.

Леди Харрингтон была достаточно предусмотрительна и пригласила для Жаклин подругу, француженку по имени Шарлотта, семья которой эмигрировала в Англию в самом начале революций. Обе девушки быстро поладили друг с другом. Увидев неровно обрезанные пряди Жаклин, Шарлотта немедленно вызвалась привести волосы новой подруги в порядок. Затратив немало часов на создание прически, она добилась того, что теперь голову Жаклин украшали красивые, ровно подстриженные локоны. Так как Жаклин весьма равнодушно относилась к своей внешности, она с радостью позволила Шарлотте выбирать для нее платья, шляпки и украшения на каждый день, в результате чего ее внешний вид всегда был великолепен.

Буквально через несколько дней после того, как Жаклин поселилась в доме сэра Эдварда, на ее имя стали приходить многочисленные приглашения на балы и званые обеды, однако она не отвечала ни на одно из них. Пресекая вопросы леди Харрингтон, Жаклин объяснила, что она еще не оправилась от смерти Антуана и, кроме того, слишком плохо говорит по-английски. На самом деле ей просто хотелось провести с сестрами побольше времени, перед тем как вернуться на родину, во Францию. Мысль о том, что там продолжают гибнуть люди, а Никола Бурдон все еще жив, мучила ее каждый день.

Она вспоминала, как Никола, бывая у них дома, великолепно играл роль прогрессивного буржуа, поддерживающего идеи герцога де Ламбера о свержении монархии. Отец невероятно симпатизировал этому начитанному и обходительному молодому человеку, но что-то в нем постоянно настораживало Жаклин. Иногда она ловила на себе его тяжелый, недобрый взгляд, и от этого ей становилось не по себе. Когда Никола узнал, что герцог де Ламбер намерен выдать свою старшую дочь за маркиза де Бире, то с энтузиазмом поддержал это решение, но холодная ярость, бушевавшая в его взгляде, подсказывала Жаклин, что он не смирится. Теперь она постоянно заставляла себя вспоминать ужасную сцену в камере, когда он чуть не изнасиловал ее, чтобы еще сильнее желать его смерти.

— Мамочка, какое платье мне надеть на сегодняшний бал, розовое или серое? — спросила Лаура таким тоном, словно от выбора платья зависела судьба Англии.

— Дорогая, — ответила леди Харрингтон, — думаю, ни то ни другое. Это же рождественский бал, так что лучше надеть что-то красное или зеленое…

— И стать такой же, как все, — возразила Лаура. — Кроме того, неяркие тона больше подходят к моему цвету кожи. — Она повернулась к Жаклин: — А как ты считаешь, дорогая? Какое платье мне надеть?

Жаклин подняла глаза от английской книги. Она лишь делала вид, что читала, — на самом деле ее мысли были далеко. Слова Лауры вернули ее к реальности. Неужели и она прежде была такой же легкомысленной и могла часами думать о нарядах? Как можно веселиться на балах, когда в соседней стране каждый час умирают десятки людей?

— Думаю… тебе надо… розовый платье, — ответила Жаклин, с трудом подбирая английские слова. — Ты в нем станешь… э-э-э…

— О, это замечательная мысль! — радостно воскликнула Лаура. — Я буду как цветок! Мама, не правда ли, у Жаклин такой милый акцент?

— Джеклин, дорогая, твой английский с каждым днем становится все лучше, — похвалила ее леди Харрингтон.

В это время на пороге комнаты появился дворецкий:

— Прошу прощения, там внизу молодой человек — он привез письмо для леди Джеклин.

— Наверное, это очередное приглашение! — воскликнула Лаура. — Видишь, все просто сгорают от желания увидеть тебя в своем доме.

— Ну же, Кранфилд, — поторопила леди Харрингтон, — несите письмо сюда.

— К сожалению, это невозможно, — почтительно ответил дворецкий. — Посыльный сказал, что должен отдать его лично леди де Ламбер.