Сколь бы комичным ни казался режим швабингских[8] литераторов, он вырос из путча против избранных государственных органов, и потому должен был быть ликвидирован. Правительство Гофмана, перебравшись в Бамберг, поначалу попыталось вернуть себе власть собственными, баварскими силами. На вербное воскресенье 13 апреля части Республиканской солдатской самообороны по договоренности с правительством предприняли попытку свергнуть режим советов. В ходе боев были убиты двадцать человек и ранены более сотни. Сражение закончилось победой имевшей численное преимущество Красной армии.

Казалось, Советская республика была спасена. Однако уже вечером 13 апреля власть в Мюнхене захватили коммунисты, в первые дни не поддержавшие «иллюзорную» Советскую республику и ставшие ее «советниками» только с 11 апреля. Они приписали себе главную роль в разгроме «путча» правительственных войск и истолковали этот частный успех как доказательство того, что контрреволюция повержена и Бавария может стать оплотом центральноевропейской и даже мировой революции. «Сегодня, наконец, в Баварии утверждена диктатура пролетариата!» — было сказано в воззвании нового Исполнительного совета производственных и солдатских советов Мюнхена под руководством Евгения Левине. «Солнце мировой революции взошло! Да здравствует мировая революция! Да здравствует Баварская Советская республика! Да здравствует пролетариат!.. Да здравствует коммунизм!»

Мюнхенские коммунисты во главе с Левине действовали на свой страх и риск, без указаний из Берлина или Москвы. Центральный комитет КПГ выступил против ультрарадикальных элементов в собственных рядах еще 11 апреля, заявив, что спасение германского пролетариата может прийти только благодаря Германской, а не баварской, вюртембергской или брауншвейгской Советской республике. Начав действовать, Левине получил благословение Ленина. В телеграмме, направленной в Мюнхен 27 апреля, вождь большевиков всем сердцем приветствовал советскую республику в Баварии. Ленин также хотел знать подробности некоторых деталей захвата власти. Особенно его интересовало, «уплотнили ли буржуазию в Мюнхене для немедленного вселения рабочих в богатые квартиры», «взяли ли заложников буржуазии» и все ли банки захвачены.

Бамбергское «правительство в изгнании» после событий 13 апреля осознало, что собственно баварских сил для ликвидации Советской республики недостаточно. Правительство Гофмана получило поддержку от министра рейхсвера Носке и от вюртембергского фрайкора. Всего формирования, выступившие против баварской Красной армии, насчитывали более 35 000 бойцов. Против таких сил защитники Советской республики не имели никаких шансов. Кроме того, экономическое положение в Мюнхене день ото дня ухудшалось. Баварская столица была практически полностью отрезана от внешнего мира военной блокадой; десятидневная всеобщая забастовка, к которой 14 апреля призвало новое советское правительство, парализовала промышленное производство. 25 апреля пришлось запретить потребление молока, запасы продовольствия были практически исчерпаны. Чтобы подтвердить свою платежеспособность, Исполнительный совет приказал открыть все денежные сейфы и банковские ячейки. Когда и этого отказалось недостаточно, бумажная фабрика в Дахау получила заказ напечатать банкноты Баварского государственного банка в сумме нескольких миллионов марок.

Дахау был отбит у «белых» подразделением Красной армии под командованием писателя Эрнста Толлера 16 апреля. Эта победа в значительной степени способствовала поддержанию иллюзий у коммунистических руководителей относительно фактической расстановки сил. Но когда два дня спустя австрийский фольксвер подавил коммунистическое восстание в Вене, разрушив надежды на построение революционной оси Мюнхен — Вена — Будапешт, в правительстве второй советской республики произошел раскол. Умеренные, среди них — независимые социал-демократы Эрнст Толлер, Эмиль Меннер и Густав Клингель-хофер, теперь настаивали на переговорах с правительством Гофмана. Они добились также того, что 27 апреля собрание мюнхенских производственных и солдатских советов выразило недоверие Исполнительному комитету и принудило его уйти в отставку. В ответ коммунисты вышли из Комитета действия, «парламента» Советской республики. Его возглавил Толлер, сразу же попытавшийся установить контакт с правительством в Бамберге. Однако по указанию Носке, правительство отказалось идти на какие-либо уступки и настаивало на безоговорочной капитуляции Советской республики. Столь же непреклонным был «комендант» Мюнхена и главнокомандующий Красной армией, двадцатишестилетний матрос Рудольф Эгельхофер. Заручившись поддержкой КПГ, он объявил, что командование Красной армии будет защищать пролетариат от «белой гвардии», чего бы то ни стоило.

Последовавшая развязка была ужасной. 30 апреля, вероятно, по приказу Эгельхофера в здании гимназии имени принца Луитпольда красноармейцами были расстреляны десять заложников, члены немецкого народнического[9] Общества Туле. Бойцы фрайкора, вступившие в Мюнхен вскоре после этого, получили сведения об этом преступлении в преувеличенном искаженном виде и учинили акцию кровавого возмездия. Мужчин, застигнутых с оружием в руках, зачастую расстреливали на месте без какого-либо допроса. Были убиты также 53 русских военнопленных, несших караульную службу в Красной армии, 12 жителей Перлаха, в большинстве члены социал-демократической партии, на которых донесли их политические противники, 21 член католического Союза подмастерий Св. Иосифа, которых по ошибке приняли за «спартаковцев». Когда 3 мая Мюнхен был полностью «освобожден», выяснилось, что в ходе боевых действий всего было убито 606 человек, из них 38 со стороны правительственных войск и 335 гражданских лиц.

Из вождей советов бежать удалось только Максу Левиену. Эгельхофер и писатель-анархист Густав Ландауэр, народный уполномоченный по народному просвещению первой Советской республики, были убиты солдатами фрайкора. Евгений Левине был обвинен в государственной измене и, несмотря на впечатляющую защитную речь, приговорен к смерти. Казнь Левине 5 июня 1919 г. вызвала бурю протестов и двадцатичетырехчасовую всеобщую забастовку в Берлине. Толлер был приговорен к пяти годам, писатель-анархист Эрих Мюзам, вместе с Ландауэром составлявший текст провозглашения первой советской республики — к пятнадцати годам заключения. Эрнст Никиш отделался двумя годами{66}.

Обе Мюнхенские Советские республики стали для большей части населения Германии своеобразным зловещим предзнаменованием. Впервые левым радикалам удалось подчинить своей власти, диктатуре небольшого меньшинства, крупный немецкий город в течение нескольких недель. Вполне закономерно, что широкие слои населения и особенно буржуазия приветствовали вступившие в Мюнхен добровольческие корпуса как освободителей, а случаи насилия восприняли равнодушно, а иногда и с одобрением. Ненависть к марксизму и большевизму приняла в Мюнхене начиная с весны 1919 г. необычайно фанатичные формы, которые нельзя было встретить ни в одном другом крупном немецком городе. Еврейское происхождение Эйснера, Толлера, Мюзама и Ландауэра, и тот факт, что оба вождя коммунистов — Левиен и Левине — были эмигрировавшими из России евреями, дали мощный толчок и без того сильному антисемитизму.

Даже правительство Гофмана в своем обращении от 9 мая охарактеризовало свергнутых правителей как «бессовестных чужеземцев». Самый талантливый антисемитский агитатор, Адольф Гитлер, начинавший свою политическую карьеру летом 1919 г. как доверенное лицо командования Баварской группы рейхсвера, нашел в послереволюционном Мюнхене идеальную почву для распространения своих политических идей{67}.

Поражением второй Баварской Советской республики закончилась вторая фаза революции 1918–1919 гг. Ее начало ознаменовалось недовольством результатами первого этапа. Многие рабочие не желали удовлетвориться тем, что принесли