Он начат гладить ее. Пальцы скользили с неожиданной для сильного воина нежностью и мягкой лаской. Едва заметные волоски на теле Кэт дружно поднялись, а по коже побежали мурашки счастливого ожидания. Каждый уголок существа проникся неповторимым ароматом чувственности. Напряжение, волнение, возбуждение рвались к вершине.

В агонии наслаждения она выгнулась на постели.

– Друстан!

Он тихо рассмеялся. Даже низкий грудной смех казался невозможной, нестерпимой лаской.

– Ну что, хочешь меня?

– Да!

– Настолько, что готова умолять? – Вопрос прозвучал требовательно, почти властно.

Губы сомкнулись, пытаясь сдержать слова согласия, но почти сразу приоткрылись снова, в восторженном вздохе: его пальцы проникли в самый укромный уголок.

– Ты уже истекаешь соком.

Кэт издала невнятный звук. На слова сил не хватало.

Друстан бережно ласкал интимную глубину, однако тщательно избегал прикосновения к таинственному цветку высшего наслаждения. Играл с возлюбленной, дразня, даря удовольствие и в то же время обещая несравненную радость.

Потом поднес пальцы к губам и с удовольствием облизал.

– Восхитительно!

Кэт застонала.

Друстан широко раздвинул ее ноги и с силой дикого зверя приподнял бедра. Припал губами к раскрывшемуся навстречу сосуду желания. Начал целовать сомкнутыми губами, дразня чувствительную плоть. Потом пошел дальше, с шокирующей смелостью пустив в ход язык. Фергюс никогда не делал ничего подобного, так что Кэт даже не подозревала о возможности дерзких ласк. И все же удовольствие оказалось слишком велико, чтобы возражать.

С торжественным, почти молитвенным, выражением лица Друстан пометил интимным ароматом сначала пенис, а потом грудь – в том самом месте, где нетерпеливо билось сердце. Кэт не могла больше терпеть и сдерживать слова мольбы и почти жалобно попросила не томить, поскорее подарить мгновения чистого счастья.

Один мощный толчок – и два прекрасных тела слились в единое целое. Друстан сгорал от желания. Кэт изнемогала в нетерпеливом волнении, ощущала себя бездонной, ненасытной, незаполненной. Он прижался всем телом, осторожно и бережно изогнувшись над заметно выступающим животом. Ароматы смешались, а это означало, что настал миг решающего единения.

– Ты моя, – негромко произнес Друстан, следуя старинному ритуалу.

– Я твоя, – с готовностью прошептала Кэт голосом, исполненным искреннего чувства.

Друстан отстранился – настолько, что в недрах ее тела остался лишь кончик до боли напряженного пениса, – и замер в молчаливом ожидании. Все его существо словно превратилось в натянутую тетиву, готовую в любой момент завершить животворящий акт единения.

– Ты мой, – произнесла Кэт на древнем диалекте, которого не смогли бы понять даже кельты.

– Я твой, – ответил Друстан на том же языке и наконец вонзил клинок по самую рукоятку.

Кэт вскрикнула, выгнулась в исступлении обоюдного обладания и подчинилась уносящему в неизвестность мощному ритму. Волны поднимались все выше и выше, вознося на самый край доселе неведомого обрыва. Друстан безжалостно и в то же время бережно прижимался животом, бедрами, ногами – раз, другой, третий – до тех пор, пока возлюбленная не взорвалась, не взлетела к мерцающим звездам, ослепленная удивительным неземным сиянием.

Когда Кэт наконец спустилась с небес, супруг нежно прижимал ее к себе. В спальне было совсем темно: свеча в соседней комнате давно догорела.

Кэт коснулась груди мужа – в том самом месте, которое он пометил интимным ароматом.

– Теперь мы неразделимы.

– Да. – Короткое слово прозвучало подобно звериному рыку, но Кэт поняла бездонную глубину чувства.

Друстан оказался прав. В этот момент Кэт больше всего на свете хотела, чтобы отцом ее ребенка был он, и только он. Хотя бы потому, что лишь это несоответствие могло их разлучить.

Эмили услышала, как медленно отодвигается и с трудом поднимается тяжелый засов. Кто-то открывал дверь, даже не потрудившись постучать. Судя по всему, сегодня утром экономку сопровождал Ульф – грубый варвар не утруждал себя излишними условностями.

Вчера вечером в качестве конвоира выступал Ангус. Молодой воин вел себя совершенно иначе: не только постучал, прежде чем заняться тяжелой дверью, но даже скромно остался на лестнице и терпеливо ждал, пока англичанка закончит трапезу.

Экономка оказалась приветливой и симпатичной женщиной средних лет, и это обстоятельство заметно поддержало настроение пленницы. Обрадовавшись приятной компании, Эмили так разговорилась, что почти ничего не съела. Зато сейчас просто умирала от голода.

Ночь прошла без сна, в сомнениях и переживаниях за судьбу Кэт. Едва забрезжил рассвет, Эмили встала. Старалась занять себя всеми возможными способами. Тщательно застелила постель и даже пыталась навести порядок в комнате. За отсутствием иных подручных средств пришлось использовать воду из кувшина и маленькое полотенце. Потом расчесала волосы – по всем правилам, сто раз. Хорошо, что Марта – экономка – принесла большой гребень.

К сожалению, дела быстро закончились, и теперь Эмили искренне радовалась любому посетителю – даже если бы за дверью стоял неотесанный и бесцеремонный Ульф.

Дубовая дверь наконец распахнулась и явила взору не ворчливого, вечно недовольного скептика, а самого Лахлана. Вождь не хмурился, смотрел прямо и открыто, но без тени улыбки.

Эмили тоже не испытывала желания изображать радость встречи – еще не стерлись из памяти вчерашние угрозы, – а потому просто и без церемоний обратилась к экономке:

– Благодарю за еду, Марта. Хотела спросить…

Замолчала и искоса взглянула на Лахлана. Может быть, просьбу лучше изложить в его отсутствие? В конце концов, если вождь и властелин заточил ее в этой башне, чтобы наказать, то вряд ли согласится хоть немного скрасить томительную скуку, успокоить волнение и облегчить тревожное напряжение.

– Да, миледи? – с готовностью откликнулась экономка Она, конечно, заметила замешательство пленницы.

А что, если Марта уйдет и вновь появится лишь к обеду? Мысль о долгих пустых часах, которые нечем заполнить, кроме грустных мыслей и бесполезных переживаний о печальной участи подруги, вселяла ужас. Эмили задумчиво прикусила губу и улыбнулась неуверенно, почти робко.

– Может быть, у вас найдется для меня какая-нибудь работа? Чтобы скоротать время?

Экономка вопросительно взглянула на Балморала, но тог лишь едва заметно покачал головой.

– Простите, миледи. Боюсь, вся работа в замке уже распределена. – Глаза доброй женщины светились сочувствием.

Оставалось лишь скрыть разочарование. Эмили кивнула: