– Спальник я или не спальник. Я еще в бытность Марка успел перечитать эти тетради. Я был дружен с Феодотом. Умнейший человек! Ты, разумнейший, правильно сделал, что отставил его. Теперь лаской да призывами к добродетели многого не добьешься. Его время истекло.

– А твое настало? – криво усмехнулся Коммод.

– Да, господин. На кого еще ты можешь положиться, кто предан тебе без страха и сомнений. Может, полагаешь, что Песценний или Дидий Юлиан? Человек подл по натуре, его необходимо держать в узде. Песценний, например, явился сюда за сенаторским достоинством, но куда более его интересует должность наместника в какой-нибудь хлебной провинции.

– Ну, хватил. Из центурионов – в наместники.

– И правильно сделал, что хватил, зато нам верная опора. Куда он без нас, без Луция Коммода Антонина, Отца народа, императора и августа?

– И какая провинция его бы устроила?

– Что-нибудь на востоке, подальше от Рима. Уж больно он прилипчив, на любую пакость готов ради должности. Даже девочек портить. Сейя вон лежит вся в крови, – Клеандр вздохнул. – Другая беда меня беспокоит.

– Что еще?

– В армии ослабла дисциплина. Появились горлопаны, прилюдно обвиняющие тебя в робости перед германцами. Кое-кто утверждает, что ты устроил свадьбу, а денежной раздачи в войсках не произвел. Не по обычаю, мол.

– Распять негодяев как дерзких рабов!

– Ага, распять! Озлобить армию в преддверии похода?!

– Я не собираюсь воевать ни с квадами, ни маркоманами, ни с каким-либо другим варварским племенем. Я вышибу из них мирный договор и протолкну его на военном совете.

– Да, вышибем и протолкнем, но не сразу. Если не испортим дело поспешными и неоправданными поступками. Зачем совету знать о деталях этого договора? Зачем знать о золоте? Мы – верховная власть, нам и договариваться с варварами. И всякому, вплоть до самых высших начальников, кто попытается вмешаться в это дело, сразу по рукам. Не грубо, но чувствительно.

Коммод кивнул.

– Это ты верно надумал. Умные поймут, а глупых – тех, кто не умеет держать язык за зубами, – будем учить. Не поймут со слов, научим кровью. Но, главное, убедим варварских князей в том, что играем честно. Что еще?

Клеандр замялся, потупил глаза.

– Говори, – подбодрил его император.

Спальник глупо, даже придурковато улыбнулся:

– Переннис…Что-то он из дворца не вылезает. Пусть проветрится.

– Он уже доказал свою преданность.

– В чем? В том, что вертится возле твоей милости?

– Он ведет переговоры с послами варваров. И неплохо ведет. Дело движется к завершению.

– К какому завершению? Невелика заслуга принудить подписать варваров мир при условии, что мы выводим свои войска с их территории, а они обещают более не переправляться через Данувий с оружием в руках. Кто же выигрывает? Я все ждал, когда же он напомнит вашей милости, что варварам следует купить наше расположение и покровительство. Мы должны назначить хорошую цену за мир. Если мы мечтаем вернуться в Рим, то должны въехать туда с помпой, а на это нужны средства. Далее, нам надо заставить вояк прикусить языки, для этого тоже нужны средства. Переннис не может не понимать, что загвоздка с заключением мира связана исключительно с финансовым вопросом. Но он молчит. Почему он молчит?

Коммод некоторое время раздумывал, потом хмуро взглянул на спальника. Тот сразу осекся.

– Ты имеешь в виду, – спросил император, – что брать их из государственной казны нельзя, иначе горлопаны начнут кричать, что мы разоряем державу? Тем более из войсковой кассы?

Клеандр кивнул.

– Ты, преступник, прав только в том, что без денег нам действительно не выбраться из этих диких краев, – задумчиво произнес император. – Государственная казна пуста – папаша слишком размахнулся на войну, так что там каждый сестерций сосчитан, и стоит мне взять несколько монет, как тут же опекуны поднимут страшный вой, – он помолчал. – А денежки нужны, очень нужны. Причем принадлежащие только мне лично.

Спальник кивнул еще раз.

– В этом случае мы убьем сразу двух зайцев: докажем, что я способен, не вступая в войну, добиться успеха, а также получим средства для…

Он недоговорил.

Наступила тишина, прервал ее Клеандр. Решился все-таки.

– Варваров словами не напугаешь, а Переннис то ли слишком хлипок, чтобы добиться от них выполнения этого секретного условия, то ли слишком умен. Исполнителен – да. Готов землю носом рыть – да. Но этого мало. Он почему-то отказывается брать на себя ответственность. Пока речь шла о пустяках – о выводе войск, об установлении семимильной полосы, на которой варвары не вправе селиться, о выдаче угнанных римских граждан, – он годился. Но, если теперь разрешить ему продолжать переговоры, он сробеет, начнет каждый раз бегать к тебе за советом и разрешением. Именно этого послы и ждут. Они, как мне кажется, тоже прослышали о твоем страстном желании вернуться в столицу, вот и тянут время. Тигидий исчерпал свои возможности. Теперь пришел черед Бебия с его легионом. Только он в состоянии крепко припугнуть варварских князей.

Коммод задумался, слез с постели, подошел к зарешеченному маленькому окну.

– Что на улице? – неожиданно спросил он.

– Дождь, господин. Унылое утро.

– Баня готова?

– Обязательно, величайший.

– Что там, эти нахлебники?

– Отдыхают. Ваш дядюшка Дидий дрыхнет, Саотер пытается управлять дворцом. Разгуливает по дому и отдает приказания. Я ему ни в чем не перечу. Песценний Нигер и Бебий Лонг тренируются в палестре. Ну и ловки – что один, что другой. Сражаются, любо-дорого поглядеть.

Император заинтересовался, приказал:

– Подготовь мое боевое облачение, я тоже загляну в зал.

– Будет сделано, господин.

После недолгих раздумий цезарь заявил:

– Что же касается Тигидия… Его пока нельзя отстранять от переговоров, он очень внушительно молчит. Так и ждешь, что он брякнет что-нибудь веское. Пусть вместе с Лонгом доводит дело до конца. Бебий должен выколотить из этой швали все, что у них есть, иначе ему несдобровать. Объяснишь легату, что к чему. Если у них не останется золота, они и воевать не смогут.

Коммод повернулся к спальнику, подозвал его пальцем, спросил:

– Почему Переннис тебе не по нраву, негодяй?

– Что значит по нраву или не по нраву? Я о тебе пекусь, о твоей безопасности.

– Или, вернее, дрожишь за свою паскудную жизнь?

– Конечно, господин. Куда я без тебя! Феодот рассказывал, что ждет таких, как я, при смене власти. Что касается Перенниса, он слишком легко отказался от того, чему верно служил при Марке. Выходит, не столько о службе он думает, сколько о себе. Значит, у него двойное дно. Такие люди опасны. Бебий – другое дело. Я в нем уверен. Если, конечно, эта дикарка нос из дома не высунет и будет