– Ты верно рассудил, Бебий, – откликнулся Клеандр. – Да, Марк и его окружение мечтали о том, чтобы государство процветало, чтобы в нем сохранялись мир и благонравие. «Философ» мечтал, чтобы добродетель торжествовала, а порок был наказан. Мы с молодым господином молили богов, чтобы его отец успел осуществить задуманное. Поверь, Бебий, если бы Марк успел перейти Данувий и развернуть боевые действия, мы ни в коем случае не прекратили бы войну. Но теперь у нас нет выбора. Мир – единственное наше спасение, однако мы не можем уйти с границы ни с чем. Император обязан ослепить Рим. Пусть это будут груды сокровищ, добытых у варваров, или что-то невиданное и неслыханное, но в Городе должны не менее недели говорить только об этом. На бо́льшее мы и не рассчитываем. Только надежный мир на северной границе обеспечит свободу рук во всех других частях государства. Если мы сумеем поразить Рим, никто не спросит, воевал император или нет. Война нас погубит. Я имею в виду и тебя тоже, твою семью и семью многих тысяч других верных подданных, потому что я – именно я, Клеандр, – не верю, что в новых условиях мы справимся с германцами. Ну, выйдет твой легион к Океану? Если выйдет. Дальше что? Неужели пример Друза, Агенобарба и Тиберия ничему нас не научил? Чем закончились их походы? Разгромом в Тевтобургском лесу.[22] С другой стороны, знаешь ли ты, во сколько обходится императору содержание Северной армии?

– Ты хорошо разбираешься в римской истории, Клеандр, – невпопад признался Бебий.

Он был немало огорошен, услышав подобный монолог из уст толстоватого, вечно унылого, более похожего на бабу раба.

– И не только в истории, Бебий, – улыбнулся Клеандр.

Бебий заметил, как забелели в темноте его зубы.

– Ты хотел спросить, – продолжил спальник императора, – каким образом мальчишка-вифинянин освоил эту премудрость? Да будет тебе известно, легат, я из высокого, а может, из царского рода и обладаю обширными знаниями и в философии, царице наук, и в риторике, и в грамматике, и в счете. Я сидел вместе с Луцием на занятиях. Выполнял вместо него домашние задания, с согласия некоторых учителей отвечал вместо него, вернее подсказывал. Луций делил воспитателей на плохих и хороших. Плохие – те, кто не позволял мне открывать рот, хорошие – те, кто хвалил молодого цезаря за то, что я хорошо выучил урок. Ему – все, что связано с красотой тела и воинскими доблестями, мне – всю писанину и заумь. Но вернемся к нашим баранам.

Он сделал паузу, видно, воспоминания детства согрели его, заставили пожалеть о добром старом времени. А может, распалили сердце, дохнули гневом.

– Мы вынуждены играть против всех, легат. В армии на нашей стороне единицы. Ты, Лет, молодая поросль офицеров, да и то… Армия в целом пока против нас.

– Это неправда. В армии любят молодого цезаря.

– Это аванс, Бебий. Ожидание добычи, а ожидания нельзя обманывать. Их следует подкрепить золотом. Или казнями. Но лучше – золотом, потому что казни из политических соображений ослабляют боеспособность войска. Надеюсь, ты согласишься, что в армии должны наказываться исключительно воинские преступления?

– Более чем соглашусь, – закивал Бебий.

– Я рад, – тоже кивнул Клеандр и продолжил: – Не менее сложное положение складывается в Риме, где старшая сестра господина Анния, Луцила, все настойчивее требует назначения на пост префекта города Уммидия Квадрата.

– Того самого!.. – воскликнул Бебий.

– Да, который отнял у тебя Марцию.

– Но у маркоманов и квадов действительно нет столько золота. Клеандр, богами прошу, убеди в этом господина.

– А у их соседей? Подумай над этим, Бебий. Без золота, без чего-то изумляющего Рим мы не можем заключить мир. Нам нужен триумф. Город должен содрогнуться от восторга, увидев победоносное возвращение молодого государя.

– Послушай, Клеандр, мы находимся в тени. Может, пройдем в мою комнату?

– Нет, Бебий, темнота – очень удобное место для того, кто должен все видеть и слышать. В темноте очень продуктивно работают мозги, здесь принимаются самые важные решения.

– Я имел в виду не решения. В награду за твою помощь с Кокцеей я как член коллегии местной Венеры хотел бы сделать благотворительный взнос. Дар детям Клиобелы. Сто золотых. Этого достаточно?

– Вполне, Бебий. Я рад, что на тебя можно положиться. Вот почему я рискну предупредить тебя – ты должен найти выход. Договор должен быть заключен на условиях моего господина. В противном случае даже я буду бессилен. Он порой бывает просто бешеный, легат.

* * *

Через несколько дней, когда переговоры окончательно зашли в тупик, во дворце был устроен праздничный обед по случаю вступления Песценния Нигра в коллегию Венеры Виндобонской. На этот день были отменены все встречи и аудиенции, даже дяде царя Клавдию Помпеяну, Пертинаксу и главнокомандующему Юлиану было вежливо предложено не беспокоить принцепса в этот день. До этого они каждый день наезжали в ставку. Волновали по пустякам – пытались согласовать с цезарем график продвижения войск к Океану, уточняли списочный состав частей, выделенных для участия в боевых действиях, напоминали, что без существенной поддержки флота успеха не видать, так что требовалось поторопить императорских прокураторов, ответственных за ремонт и строительство кораблей. Каждый начинал доказывать, что сейчас не время предаваться отдыху и пустым развлечениям – их, мол, ждет Океан! Помпеян позволял себе утешить родственника, наставить его на путь истинный.

Он говорил так:

– Естественно, что ты, дитя мое и владыка, тоскуешь по родине; ведь и мы охвачены такой же тоской по тому, что оставили дома. Однако здешние дела, более существенные и более настоятельные, сдерживают нашу тоску. Ведь тем, что там, ты будешь наслаждаться и впоследствии, а Рим там, где находится государь. Оставить же войну незаконченной не только постыдно, но и опасно; ведь мы придадим смелость варварам, которые будут осуждать нас не за жажду возвратиться домой, а за бегство и страх. Прекрасно было бы для тебя взять их всех под свою руку и, сделав границей державы на севере Океан, возвратиться домой, справляя триумф и ведя в оковах пленными варварских царей и правителей. Ведь подобного рода свершения как раз и сделали живших до тебя римлян великими и славными. Не следует также опасаться, как бы кто-нибудь не попытался захватить государственные дела. Ведь лучшие люди сената здесь, с тобой; вся имеющаяся военная сила служит тебе щитом; все казнохранилище императорских денег находится здесь, а память об отце обеспечила тебе вечную верность и расположение подвластных.

Сказав такую речь для ободрения и пробуждения в племяннике лучших стремлений, Помпеян удалился, обрадованный тем,