Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около двух часов было, когда я услышала, что по двору кто-то идет. Юре еще рано было снимать показания, да и походка была не его. Я приоткрыла край одеяла, затемнявшего окно, и, к своему удивлению, увидела, что это наш гость. Значит, приступ аппендицита прошел, а может, просто немножко утихла боль. Он шел к домику, где жили начальник и Юра. Взойдя на крыльцо, он открыл левую дверь, то есть в комнату, где жил Вадим Петрович, и вошел. Примерно через минуту они появились на крыльце и, не разговаривая, побрели в сторону кыра, куда любит ходить Вадим Петрович. Наверняка они хотели поговорить, чтоб никто не мог подслушать. Лицо начальника было сонным и ничего не выражало. Борис Князев что-то беззвучно насвистывал и смотрел себе под ноги, словно боялся наступить на скорпиона или змею. Впрочем, скорей всего, он просто задумался.
Я опять вспомнила ночную ссору, их крики о том, кто из них больше боится. Сегодня я в который раз уже принималась думать об этом, но объяснить слова Бориса о нашем начальнике: «тридцать лет коту под хвост» и «напрасно прятался» я толком не могла. Предположить, что Вадим Петрович — опасный преступник, который тридцать лет прятался в Каракумах, просто невозможно, — он не был похож на убийцу или вора. В управлении метеослужбы его хорошо знали много лет. Но, с другой стороны, он испугался, когда впервые увидел Бориса. И нарочно — это уже мое предположение — не стал вызывать санитарный самолет, чтобы Борис умер. Конечно же, у них никакая не дружба. Они друг другу враги. Вадим Петрович его ненавидит так же, как моего Володю. И над Юрой он издевается. Как может такой человек быть руководителем метеостанции?
Я сидела на кошме и раздумывала обо всем этом, пока не услышала, что Юра пошел на метеоплощадку. Я тоже стала собираться на дежурство; сомнение мучило меня: если наш гость чувствует себя так хорошо, что даже разгуливает, должна ли я вызывать санитарный самолет? Я обещала это сделать, но без разрешения начальника станции не имела такого права. Значит, не вызывать? Не бежать же мне за ними к кыру, чтобы спросить? А если к ночи нашему гостю опять станет невыносимо больно? А если он будет при смерти — кто ответит тогда?
Я пришла на радиостанцию, включила приемопередатчик, надела наушники... Еле дождалась прихода Юры.
Он положил передо мной бумажку с данными и сразу сказал:
— Знаешь, у Бориса вроде бы прошло.
— А если снова... ночью?
— По-моему, у него ничего и не болело. — Юра насильно улыбнулся. — А может, и правда аппендицит, — добавил он. — Зачем ему притворяться?
— С этим не шутят, — сказала я, и тут же нас взяли на связь.
Я передала сводку и про себя твердо решила, что о санитарном самолете не заикнусь. Но метеоцентр отстучал: «Уточните утренний вызов точка уточните утренний вызов точка». Я еще успела удивиться, подумав: «Все-таки он вызвал самолет из Шартауза...». Но тут последовали точки-тире, которые еще больше удивили меня: «Просят уточнить, достаточно ли выслать участкового инспектора или есть необходимость в опергруппе?».
У меня рука замерла: что отвечать, какая опергруппа и что такое вообще? Я постучала: «Кто просит уточнить?». Мне ответили: «Как это — кто? Милиция, конечно. Где Михальников? Позовите к аппарату». — «Его сейчас нет на станции», — отстучала я. — «Что-нибудь случилось у вас? Зачем вызывали милицию?» — «Ничего не случилось», — ответила я в полной растерянности. — «Ладно, сообщим в управление внутренних дел, что ничего серьезного»... Последовал отбой. Я тоже дала отбой.
Юра с тревогой смотрел на меня: видно, выглядела я растерянной. Комок подступал к горлу: я поняла, что Вадим Петрович перешел к решительным действиям, а это значит — Володе несдобровать. Не зря муж боялся начальника и его подлости.
— Да что случилось, черт возьми?! — крикнул Юра.
— Вадим Петрович... вызвал... милицию... — с трудом выговорила я.
Юра присвистнул, лицо его стало озабоченным.
— Правильно сделал, Айна, — сказал он, не глядя на меня. — Ты меня прости, пожалуйста... Но хоть он и твой брат... В общем, все может плохо кончиться, Айна... Я видел у него обрез.
— Что такое — обрез? — тихо спросила я. — О ком ты, Юра?..
— О твоем брате, о ком еще... Мыс Борисом видели его сегодня километрах в двух от станции. А обрез — это ружье с обрезанным стволом, чтоб прятать легче... Плохо дело, Айна.
Так вот о ком речь! Вот зачем милиция! Значит, Агамурад все-таки разыскал меня. Это было очень и очень нехорошо, но, странное дело, я даже обрадовалась такой плохой новости. Потому что поняла, что дело не в Володе. Агамурада боится начальник, вот в чем секрет!
— Ты знаешь, Айна, — сказал Юра нерешительно, — непонятно мне.
— Что непонятно, Юра?
— Этот вызов... Он сделал его во время утреннего сеанса, так?
— Да-да, перед сводкой... Когда же иначе?
— Но я ему тогда еще не говорил о твоем брате... Я сказал потом. Откуда же он узнал?.. Борис лежал в юрте. А Сапар тоже узнал от меня. Как же?..
«Как же? — подумала я. — Юра прав. Он не мог знать об Агамураде, и, значит, милицию вызвал, чтобы арестовать Володю. Сначала за браконьерство, ведь джейрана Володя сегодня непременно убьет. А потом за каракуль...».
Мне стало плохо от этой мысли. Голова раскалывалась. Только об одном я могла думать сейчас: как выручить Володю? Для его спасения я все готова была отдать, хоть самоё себя на растерзание. Неужели мое счастье рухнет? Как я ненавидела тогда Вадима Петровича, убить его хотелось. Слезы сами лились и лились по лицу. Юра был бледный, глаза под толстыми стеклами моргали быстро-быстро... Он совал мне стакан с теплой водой... А чем он еще мог помочь?
21
ВЛАДИМИР ШАМАРА