— Бежим! — вскрикнул тоненько третий.

И меня понесли куда-то на руках так быстро, что туфелька задела за какой-то колючий куст и свалилась на снег. Они этого не заметили. Я подрыгала ногами из упрямства, но потом затихла.

Сейчас мне было всё равно: жить или умереть.

Бесчувственную меня запихали в самоходную карету, на заднее сидение, и карета покатила по узким и кривым переулкам. А когда она выскочила на широкий проспект, я попыталась вяло вскрикнуть, чтобы привлечь внимание городской стражи. Но тут же мой рот был закрыт широкой ладонью одного из похитителей, в которую я впилась с огромным удовольствием.

— Она кусается! — взвыл похититель в маске.

А я ещё и пнула его, чтобы не кричал в ухо. Сама я ничего толком сказать не могла, ведь пиявка валялась в кармане.

— А мы свяжем её, чтобы не безобразничала, — прошелестел четвёртый похититель, сидевший справа от меня.

Они быстро скрутили мне руки какой-то верёвкой, завязали глаза шарфом, едко пахнущим чесноком, замотали второй верёвкой ноги.

Карета неслась, подпрыгивая на каких-то рытвинах, и остановилась так резко, что я чуть не упала на пол. Но похитители придержали меня за куртку. Они вытащили меня и внесли куда-то. Страха не было, но сознание временами расплывалось. Вонючий шарф исчез, я огляделась: небольшая комната с решёткой на узком окне. Меня положили на пол и ушли, выключив режущий глаза свет.

Но кроме фонарей, озаряющих золотым светом город, луна и звёзды заглянули в верхнюю часть окна, решётка отбросила волнистую тень на пол, на моё лицо, я зажмурилась. Нереальность происходящего пугала и толкала к бездействию.

Я лежала на полу, скорчившись, стиснув зубы, и пыталась уговорить себя выбраться. Представляла отца, его отчаяние, когда он узнает, что я пропала. Но не чувствовала ничего. А Финиста? Ему дела до меня нет.

Крупинки магии летели мимо меня, будто понимая, что мне не хочется жить.

Я полежала немного, закрыв глаза. Потом встретилась взглядом с ясными звёздами и уверенной луной. Здесь была одна луна, серебристая, большая, с синими пятнами, совсем не такая, как в моём королевстве. Я представила отца, тающего от тоски. Без меня он умрёт. Я пошевелила пальцами, собирая магию из холодного воздуха. Редкие рассыпающиеся песчинки полетели к моим пальцам.

Крошечный огонёк на кончиках пальцев начал разъедать верёвки. Он бессильно затухал. Я манила крупинки магии, разжигая его бледный язычок снова и снова. И верёвки распались, когда луна гордо прошествовала в другую часть неба, а звёзды задрожали и стекли куда-то вниз слезами невидимого божества. И ночь из золота и тьмы превратилась в сине-серебряное утро.

Верёвку на ногах я сожгла быстрее.

Попыталась встать, но ноги затекли и не держали, я упала на пол, больно ушиблась локтем. Затаила дыхание, прислушиваясь. За дверью что-то прошуршало и стихло. Я подползла к окну. Приподнялась, держась за решётку, она была крепкой, но мне удалось просунуть руку между широкими прутьями и открыть окно.

С ледяным воздухом и вихрем снежинок в комнату потекла магия. Её стало чуть больше? Или я начала приспосабливаться к этому скупому на чары миру? Но ту малость, что я собрала, было невозможно сравнить с чистым широким потоком магии в моём мире.

Я хотела домой.

Но не к женихам, которых я не интересовала. А к отцу, к Офелии, к Финисту!

«А как же Максим?» — малодушно пискнуло внутри, из самого потаённого уголка моей души.

«У меня нет знакомых с таким именем», — подумала я.

Эти мысли лишили меня сил на несколько минут. Но я подышала, стараясь не плакать, и опять принялась собирать магию по крупицам.

Окно стало светлым прямоугольником. В яркой синеве летели чёрные птицы.

В груди запылало желание лететь с ними.

Но энергии для полёта было неимоверно мало.

Моё тело выгнулось и ударилось о решётку. Острые перья вырвались наружу, ломая тонкие кости, разрывая шёлк и кожу в лоскутья. Пол обрызгала кровь. Боль пронзила меня насквозь. Слёзы потекли по щекам. Но раздирающая боль во всём теле сделала душевное мучение не таким сильным.

Я смогла мыслить яснее.

Кто похитил меня? Те же люди, которые хотели навязать королю и мне своего претендента на престол?

Если так, то меня убьют.

Ведь решение принимает Ясень. Древнее дерево не ведает чужой боли, не понимает человеческих надежд, тревог, просьб.

Они убьют меня, а оно и не заметит. Принцессой меньше, принцессой больше. Через пару тройку сотен лет родится ещё одна принцесса, именно для неё придёт на землю демиург.

Я скрипнула зубами: как больно!

В детстве я думала, что мне подойдёт любой неглупый, симпатичный принц, дворянин. Но уже в семнадцать увидела, что это не так. Ясень распили!

Меня влекло к необычным мужчинам, талантливым, ярким.

Я ждала того, кто вызовет моё искреннее восхищение.

— Вот тварь! Она разорвала верёвки! — в распахнувшуюся дверь ввалились похитители.

С ними был пятый. Невысокий, с невзрачными чертами узкого лица, без маски, но он так глянул в сторону заоравшего бандита, что тот втянул голову в огромные плечи и залепетал что-то, видимо, в своё оправдание.

— Кто вы такие?! И что вам нужно?! — рявкнула я, распрямляя спину по-королевски.

Да. Даже в лохмотьях шёлка и чёрной кожи я чувствовала себя наследной принцессой Александрой Дерзкой. И ещё мне хотелось узнать, на языке какого мира из Семи королевств заговорят похитители. Ведь пиявку я незаметно вытянула из уха.

Но невзрачный только посмотрел мне в глаза тёмными узкими глазами и протянул пиявки на стеклянной пластине.

Мне ничего не оставалось, как вдеть одну в ухо, вторую — в язык. Но я отметила, что эти пиявки гораздо крупнее, чем те, что дал мне Митиль.

— Ну, вот что, барышня, — невзрачный сел на стул, который принесли ему похитители. — Вы даёте слово вести себя благоразумно. А я даю вам слово, что оставлю вас в живых. Идёт.

Я гордо кивнула.

Он рассматривал меня, я — его. Он был дознавателем, с невзрачной внешностью, такой человек легко растворится в любой толпе. Я же искала какую-то особенность-примету. Первый осмотр ничего не дал. Куртка, штаны, рубашка, ботинки — всё чёрное, стандартное, как у тех мужчин, которых я уже видела в этом мире. В ухе пиявка, прикидывающаяся серёжкой.

Он оглядел меня и засучил рукава куртки, обнажая татуировку. Вот она! Особая примета. Рисунок мне не понравился, сентиментальный, странный для дознавателя.

Я ещё раз окинула взглядом комнату: ровные коричневые стены, пол на оттенок темнее, белый потолок с тремя плафонами выключенной люстры. Никакой мебели, кроме стула для дознавателя. И небольшая серебристая дверь в стене, левой от окна.