Новости показались мне странными. Я посмотрел на Соколова и приказал:

— Повтори. Не понял — это или я кретин, или немцы.

Соколов сам был ошарашен. Озадаченно почесав лоб, он повторил:

— Лагеря нет. Он полностью уничтожен. Мы, правда, издалека смотрели. Там сейчас, судя по всему, немецкие криминалисты работают. Много охраны, очень много. Не меньше двух батальонов. Близко мы подобраться не смогли, но рассмотрели отчетливо. Все палатки, где спали немецкие солдаты, охранявшие лагерь, уничтожены. Вышки, колючая проволока, техника, сама охрана тоже. Видел длинный ров, который копала похоронная команда, и приготовленные березовые кресты. Убитых в нашей форме не видел. Только в немецкой.

«Все страннее и страннее», — озадаченно подумал я. Задумчиво глядя на Соколова, приказал:

— Делай что хочешь, но языка мне добудь. Лучше из полицейских. Они больше знают.

Лейтенант озадаченно спросил в ответ:

— Кого добыть?

Это заставило меня досадливо сморщиться. Блин, забыл, общепринятое название пленных для добывания информации сейчас еще не известно.

Посмотрев на лейтенанта, объяснил:

— Язык — это солдат противника, взятый в плен разведкой для добычи информации.

Лейтенант, козырнув, ответил:

— Понял, товарищ капитан. Разрешите выполнять?

Отпустив Соколова, я повернулся к Скворцову, который стоял рядом и внимательно слушал доклад лейтенанта.

— Ну что скажешь? — Скворцов задумчиво потер подбородок.

— По словам лейтенанта, уничтожено и место стоянки крупной моторизованной части, стоящей рядом. Даже не знаю, что сказать. Кроме нас, тут вроде никого не должно быть. Но кто бы это ни сделал, я пожму ему руку.

— Не ты один. Я бы его вообще расцеловал. Но кое-что ты пропустил.

Капитан задумался. Видя, как у него мрачнеет лицо, я понял, он сообразил, что мы в большой заднице. Свои чувства он выразил одним словом:

— Б…я!

— Не то слово!

— Что делать будем? Со слов Соколова, бой был сегодня утром, значит, пять часов назад. Они уже должны начать прочесывать местность вокруг. Если мы попадем под их гребенку, будет плохо.

— Наша безопасность меня волнует меньше всего. Ты не учел одно. Забыл про группу майора Даниличева. Это раз. И также тех молодцов, что разгромили оба лагеря. Это два. Также и пленные из лагеря, не забывай, что там было десять тысяч пленных. Это три. Они тоже где-то должны быть. Судя по рассказам сержанта Герасимова, их фактически не кормили, и физическое состояние пленных оставляет желать лучшего. Так что вряд ли за это время они ушли далеко. Если немцы поднимут в воздух авиаразведку и вышлют мотопатрули, то время обнаружения сведется к минимуму. Это четыре. И времени у нас практически не осталось. Это пять. — После каждого моего слова Скворцов мрачнел все больше и больше.

В это время подошел командир батареи САУ Суслов, до этого занимавшийся тренировкой своих расчетов в освоении трофейной техники. Так как времени на это было очень мало, то он использовал для учебы каждую свободную секунду. Уважаю профессионалов, и нетрудно в этом старшем лейтенанте заметить такого. Суслову объяснили наше положение. Реакция была такая же, как и у Скворцова. После чего я сказал:

— Времени у нас не так много. Тут нас сверху не обнаружат, если только моторизованным патрулем. По словам Соколова, у немцев в охранении пехотные батальоны. И техники не так много, хотя противотанковых пушек он наблюдал по штату. Нужно дождаться захвата пленного и после допроса определиться. А пока усилить посты, остальным отдыхать. — Проследив, как удаляются командиры, я стал усиленно размышлять.

Мне сильно не понравилось сообщение Соколова, что уничтожена моторизованная часть, стоящая на отдыхе вблизи концентрационного лагеря. Не знаю, насколько велика была эта часть, но даже на нее уйдет много времени и нужна большая сила. Не меньше стрелкового полка, усиленного танковым батальоном. Меня отвлек Молчунов, позвавший обедать. Соколов вернулся только через два часа. За это время в небе наметилось заметное оживление. На высоте теперь постоянно висел «хенкель».

Добычей лейтенанта стал немецкий полицейский, отошедший в кустики, где и был прихвачен за яй…а разведчиками.

О возвращении разведки с пленным мне сообщил вестовой, прибежавший с одного из постов. Я быстро вскочил с кормы «тридцатьчетверки», на которой сидел, привалившись к задней части башни, рассматривая карту с расположением немецкой артиллерии, снятую внимательным Соколовым. Особенно меня заинтересовала батарея «ахт-ахт», стоящая уж больно для нас неудобно. Убрав сложенную карту за голенище сапога, быстро подошел к матерящимся разведчикам, волоком тащившим мычащий куль. Выдернув из плащ-палатки немца, одетого в форму СС, замотанного веревками, с большим кляпом во рту, бойцы поставили его на ноги. Приказав вытащить кляп у немца, я взял протянутые Соколовым документы. И не обращая внимания на надрывно кашлявшего немца, стал с интересом изучать их. Прочитал удостоверение до конца, потом сделал это еще раз. Повернувшись к гестаповцу, в это время отплевывающемуся от кусков ткани, оставшихся во рту, сказал Соколову:

— Вот, Соколов, тебе повезло. Взял не просто полицейского, а из самого гестапо. Правда, чин невысокий, всего лишь криминальассистент-кандидат. Это вроде как унтер-фельдфебель в Вермахте. Но и мелкая сошка может много знать.

Приказав подошедшим командирам готовить технику, занялся гестаповцем. Его держали с боков два дюжих разведчика. Подойдя вплотную и глядя ему прямо в глаза, спросил на немецком:

— Что произошло утром?

Но немец решил поиграть в героя. Видно, близость своих придала ему храбрости. Презрительно посмотрев на меня, он начал говорить, медленно цедя слова через зубы:

— У вас нет шансов уйти от наших войск. По приказу штурмбаннфюрера СС и криминальдиректора Франца Шульца район начала перекрывать танковая дивизия, следовавшая к фронту вместе с двумя пехотными дивизиями. Так что у вас шанс только почетно сдаться, — и попытался гордо расправить плечи. Но крепко державшие его бойцы помешали. После чего он добавил, злобно глянув на бойцов и озадаченно на меня. Видно, моя улыбка его нервировала. — Я готов принять вашу капитуляцию! — Тут, уже не выдержав, я захохотал во все горло.

Отсмеявшись и вытерев слезы, я объяснил стоящим рядом бойцам и командирам причину смеха. Не все меня поддержали. Были попытки побить немца за такое щедрое предложение. Посмеиваясь, я велел отвести немца вслед за мной и вместе с Соколовым направился в глубь леса. Отойдя от места стоянки метров на сто, приказал привязать языка к дереву. С выгнутыми назад руками тот стоял и морщился от боли; видно, бойцы слишком крепко затянули узлы. Подойдя к гестаповцу и взяв за волосы, я поднял ему голову. Глядя со всем возможным презрением, сказал:

— Ну что, Клаус Штаге, будем говорить?