Одежда была богатой в самом полном значении этого слова Пусть она не сверкала пуговицами, выточенными из цельных драгоценных камней, золотыми шнурами и прочими знаками роскоши, одна только ткань говорила о многом. Вернее, ткани, из которых костюм был пошит. И конечно же все пришлось впору, хотя я и не мог припомнить, чтобы с меня в последнее время хоть кто-то снимал мерки.

— Отлично! — оценил Натти результат моего неторопливого облачения. — Теперь осталось только выправить подорожную.

Я поднял со скамьи последнее, что на ней оставалось и что, по всей видимости, являлось неотъемлемой частью маскарада.

Посох, в отличие от одежды, был далеко не новым и лоснился пятнами полировки, которая возникает лишь от частых прикосновений. Навершие, сделанное в виде лобастой кошачьей головы, выглядело цельнодеревянным по сравнению с наконечником, окованным железом, но полностью уравновешивало его, стало быть, где-то внутри прятались свинцовые вкладки.

— Нравится? — спросил рыжий, наблюдая, как я кручу посох в руке.

— Да. У кого стянул?

— Обижаешь! Это подарок. Тебе.

После слова «тебе» Натти поставил жирную и окончательную точку. А жаль. Интересно было бы знать, кто так расщедрился.

— Ну ладно, хватит играться, пошли!

Он распахнул передо мной дверь, как заправский привратник, а в коридор вышел только после меня, ровно на том отдалении, на котором слуга должен находиться от своего господина, чтобы быть готовым к исполнению любого приказа. Всё это вкупе с костюмом расписывало наши роли однозначно. И, надо сказать, не слишком приятно. Можно было предположить именно такое развитие событий, но я все же надеялся, что мы будем действовать на равных. Хотя…

Да, слуге куда проще что-то разнюхать и разглядеть, ведь мало кто обратит на него внимание в присутствии других, куда более занимательных объектов для наблюдения. В любом случае первый удар любопытства должен буду принять на себя я. А значит, следовало подготовиться. Вот только как, когда и к чему? Да еще коридор закончился слишком быстро, выйдя в небольшой зал, где за просторным столом сидел человек, вольный распоряжаться свободой нашего передвижения.

Чиновные люди узнаваемы сразу, без всяких сомнений. У любого из них обязательно натянута на лицо самодовольная маска уверенности в собственной значимости, а главное, в собственном всемогуществе, пусть все, что он может сделать — это поставить печать. Причем поставить исключительно по своему желанию, а не учитывая заслуги или прегрешения того, кто оказался просителем. Вот и мужчина средних лет — одетый во все черное южанин с бледной, а потому нездорово желтой кожей — первым делом взглянул на меня сверху вниз, хотя его голова находилась намного ниже моих плеч.

Смотрел он долго, словно искал какой-то изъян в моем облачении или в чертах лица. Наконец, вроде бы удовлетворившись произведенным осмотром, опустил взгляд к бумаге, пока еще девственно-чистой.

— Ваше имя, эррете?

Эррете. Так звучит обращение на местном наречии? Раскатисто и звонко. Чуть угрожающе. Прямо как гром, накатывающийся из-за горизонта. Эррете… А что он спросил-то? Ага, вот и первый просчет моего беспощадного напарника! Что я, по его мнению, должен отвечать? Времени-то на придумки нет. И желания, кстати, тоже. Остается только одно: правда.

— Ханнер Мори со-Веента.

Последнее слово явно заставило чиновника задуматься. Столичный житель, отправившийся Бож знает куда, всегда вызывает если не подозрение, то хотя бы вопрос «почему?».

— Цель вашего прибытия в Катралу?

Еще лучше! Что рассказывать дальше? Какая надобность привела меня сюда? Поиски сбежавшей преступницы? Тогда можно заранее начинать копать могилу, иначе не поспеешь к тому часу, когда за тобой придут, чтобы избавить от страданий, именуемых жизнью. От страданий…

— Собираюсь поправить пошатнувшееся здоровье.

Чиновник снова поднял на меня взгляд. Мягко говоря, недоверчивый. Конечно, кому бы рассказывать о тягостной болезни, но только не мне: худобой и раньше не отличался, а проведя некоторое время в сельской местности, еще вширь раздался, и лицо заметно посвежело.

— И что же его… пошатнуло, ваше здоровье?

Спросили с заметной издевкой. Мол, знаю, что вы все придумываете, так извольте теперь соврать убедительно, иначе никаких подорожных не получите. Было бы гораздо проще его подкупить, право слово! Кто в здравом уме откажется от дармового заработка? Но хотя меня обрядили богато, деньгами не снабдили, дали лишь…

Навершие посоха застыло у груди чиновника, касаясь ткани камзола. Не прижимая противника к спинке кресла, потому что это означало бы необходимость замаха, если сражение продолжится. А так у меня в распоряжении оставалось несколько пядей свободного пространства, достаточного для нанесения смертельного удара.

— Показать?

Он оказался неглупым человеком, способным оценить мое любезное предложение. Может быть, сам не брезговал в юности драками, может быть, попал в это кресло после военной службы. В любом случае испугаться не испугался, но взгляд отвел. Обратно к бумагам.

— Пошатнувшееся здоровье… Повреждения в груди?

— Да.

Перо заскрипело по бумаге.

— Едете в южные края по совету лекаря… — Он уже не спрашивал, а проговаривал то, что пишет, только для того, чтобы у меня была возможность поправить. Если понадобится. — В сопровождении…

— Слуги.

— Именуемого…

— Натти.

— Собираетесь оставаться в Катрале…

— Не менее месяца, а то и двух.

Он кивнул, заканчивая писать, прижал печатку к лужице застывающей восковой смеси, осторожно присыпал строчки песком, потом аккуратно собрал крупинки, впитавшие излишки чернил, в коробочку. И покосился на посох, навершие которого все еще покачивалось рядом с грудью.

— Извольте получить вашу подорожную.

* * *

Натти ждал окончания разговора, разумеется, подальше от чиновника — у входа в зал, впрочем, внимательно прислушиваясь к каждому произнесенному слову. Только когда бумага оказалась у меня в руках, рыжий бочком подобрался ко мне, и выходили мы уже вместе. Наружу. Под яркое, почти злое солнце.

Я никогда не был любителем жары, но сейчас, невольно вдохнув полной грудью сухой, как раскаленная сковорода, воздух, к несказанному удивлению, почувствовал себя намного лучше, чем в затененной комнате. Значит, лекарица не обманывала: на юге мне будет дышаться легче. Осталось проверить, насколько будет хватать паров тысячезрачника. Кстати о траве.

— Где твое зелье?

Рыжий протянул мне флакончик, похожий на те, в который столичные дамы складывают душистую соль.

— Можно нюхать просто так? Или тряпку все-таки придется мочить?

— Необязательно. Просто большой вдох не делай, а то голову поведет.