— Другого под рукой нет.

Он подумал, подбирая лепешкой остатки соуса со дна миски, и кивнул:

— Ладно, спрашивай. Отвечу.

— Кроме нас в Катрале кто-то еще будет работать на «миротворцев»?

Натти молчал долго, но на сей раз было отчетливо видно, что он тратит время на серьезные размышления. А когда ответил, мне подумалось, что лучше бы молчание осталось ненарушенным:

— Нет.

— Точно?

— Это уже второй вопрос, а я обещал ответить только на один.

Попытка отшутиться не удалась, потому что карий взгляд оставался по-прежнему напряженным. Как натянутая струна.

Что ж, пожалуй, мне больше ничего и не нужно знать. Один пастух рядом уже есть, и Бож с ним. Пусть я не могу заставить себя верить ни Керру, ни Натти, других источников правдивых сведений у меня пока слишком мало. Да и в ближайшее время — время ежечасного выбора — их количество вряд ли увеличится. Но с другой стороны…

Все-таки прошлая жизнь закончилась. Или спешно заканчивается, иначе откуда возникают все новые и новые сомнения там, где следовало бы очертя голову бросаться в омут исполнения приказов? Жаль только, что все это происходит не вовремя. Сейчас мне очень нужна уверенность. До смерти нужна.

— И что будем делать дальше?

— То, что собирались, — ответил рыжий, отправляя в рот последний кусок лепешки. — Доберемся до Катралы.

На словах это звучало легко и просто, на деле оказалось намного труднее. Быстро выяснилось, что обозы до нужного нам места уходят рано поутру, можно сказать, затемно, поскольку неспешный путь по краю степи занимает весь световой день и еще чуть-чуть. Меня вынужденное промедление вполне устраивало, однако, как только я собрался окликнуть Натти и предложить отправиться на поиски ночлега, кто-то тихонько, но многозначительно кашлянул у меня за спиной. А потом, видя, что я не тороплюсь оборачиваться, спросил:

— Хотите поскорее попасть в Катралу, эррете?

Я не хотел. Тем более быстрее, чем это совершают все прочие путешественники. Но навязанная мне маска богатого господина вынуждала признать:

— Да.

Процедить сквозь зубы с заметным оттенком недовольства, свойственным человеку, проделавшему долгий и трудный путь, чтобы узнать: назначенная встреча снова откладывается.

— Могу поспособствовать.

Неожиданно? Отчасти. Стараниями Натти и увещеваниями Керра я успешно выделяюсь среди прочих приезжих. Не могу не привлекать внимания как добропорядочных людей, так и тех, кто не прочь разжиться деньгами. К какому лагерю принадлежит заговоривший со мной? Сейчас узнаем. Вот теперь, после небрежного промедления, настало время лениво повернуться и внимательно осмотреть так кстати подвернувшегося помощника.

Невысокий, едва достающий мне до плеча, жилистый, загорелый человечек. По крайней мере, лицо, шея, кисти рук и часть груди, выглядывающей из широкого ворота серо-желтой рубашки, походили своим цветом на печеное яблоко. Голова незнакомца была повязана цветастым платком, изрядно выгоревшим на солнце, штаны топорщились нашитыми по бокам карманами, а сапоги, хоть и не новехонькие, мало походили на обувку того, кто много ходит по земле. Крепкая талия мужчины была обернута чем-то вроде темно-синего шарфа, один из концов которого свисал чуть ли не до середины икр. И висел слишком уж неподвижно для легкой шелковистой ткани.

Меня тоже не оставили без осмотра, причем ничуть не менее тщательного, по окончании которого предложение было повторено с еще большим напором:

— Ну так доставить вас в Катралу, эррете?

Я помедлил с оглашением своего решения, и незнакомец добавил:

— А то до утра ждать придется. А потом целые сутки костями в обозе бренчать.

— Хочешь сказать, что довезешь быстрее?

Он улыбнулся во весь рот, обнажая белоснежные зубы:

— Не извольте сомневаться!

Смуглый мужчина особого доверия не внушал. Скорее, походил на проходимца и разбойника, рассчитывающего поживиться добром беспечных путешественников. Но Натти, выглянувший из-за моего плеча, видимо, думал иначе:

— Расчет получишь только на месте, а то знаем мы таких!

Незнакомец кивнул, улыбаясь еще веселее:

— Разве я сказал что-то о деньгах? Пусть эррете сам решит, сколько заплатить, когда въедет в Катралу еще до захода солнца!

Проявленная щедрость выглядела не менее подозрительно, чем все остальное. С другой стороны, фальши в словах мужчины я, как ни старался, уловить так и не смог.

— Хорошо. Только смотри, не жалуйся потом, что получил слишком мало.

Вместо ответа незнакомец поклонился, прижимая правую ладонь к сердцу:

— Идемте, эррете. Лошадки уж заждались!

Распрямив спину, он торопливо отправился к самому краю Обозной площади. Мы двинулись следом, в отличие от незнакомца не особенно ускоряя шаг.

— Не боишься? — спросил Натти, взглядом указывая на повязанную платком макушку.

— Боюсь.

— Тогда зачем согласился?

— А ты зачем встрял с расчетом?

— Всего лишь подыграл.

— Ага, всего лишь…

— Еще можно отказаться.

— Ну уж нет. Откажусь — решат, что и в самом деле испугался. Но я ведь не должен ничего знать о местных опасностях, верно? Чиновник, выписывавший подорожную, и словом не обмолвился, к примеру, о разбойниках. А много ты вообще видел здесь вооруженных людей? Вон, взгляни на обоз, который отправится завтра утром: охранников можно пересчитать по пальцам. Значит, ничего страшного в поездке по степи нет. Что тогда может помешать столичному бездельнику воспользоваться удачно подвернувшимся случаем?

Рыжий хмыкнул:

— Рассуждаешь умно. А не подумал на досуге, насколько умны те, кто за тобой наблюдают? Вдруг решат, что ты неспроста отважился путешествовать без обоза, когда все остальные послушно ждут следующего утра?

— Пусть. Разве у нас есть при себе что-то, что можно украсть?

— Вообще-то есть. Только использовать эти штуки никто, кроме тебя, не сможет.

— Штуки?

Натти на мгновение раскрыл протянутую ко мне ладонь, и солнечные лучи отразились от граней дорожного жетона, отмеченного посередине гербом Веенты.

— Керр постарался?

— Ага, кто же еще.

И когда успел, спрашивается? Насколько я знаю, чтобы закрепить такой жетон за определенным предъявителем, требуются слишком длительные и тщательные приготовления. Разве что…

— Как ему удалось выцарапать их у казначея Сопроводительного крыла?

Рыжий хохотнул, убирая знак, заменяющий деньги, во внутренний карман куртки: