на входе. Я оставляю на вешалке рюкзак, сумку с ноутбуком и прохожу вперед.

Дом действительно построен в девятнадцатом веке в стиле дорогих купеческих усадеб. В просторном холле две лестницы по бокам, ведущие на второй этаж. Все в мраморе, на полу ковры, на стенах картины. У противоположной от входа стены огромные, напольные часы.

Мужчина, что встретил меня у входа, представился секретарем. Он мне указывает на лестницу, и мы поднимаемся на второй этаж. Меня проводят в кабинет.

За большим, старинным столом из красного дерева сидел хозяин. Его портрет я увидела в холле дома. Он еще не стар, но уже и не молод. Седые волосы зачесаны назад, гладковыбритый подбородок, он в рубашке и домашних брюках, поверх накинут роскошный шёлковый халат.

— Вы не предупредили меня о своем приезде, — голос сух и строг.

— Не было времени, обстоятельства не позволили мне. Два дня назад был тяжело ранен мой отчим, — я тоже излагаю только сухие факты, не вдаваясь в подробности.

— Однако, — гость посмотрел на меня с интересом. — Где сейчас Снигирев?

— В больнице, в тяжелом состоянии. И вряд ли он в ближайшее время сможет что-то соображать. Ранение в голову.

— Уже интересно. Вы не похожи на Владлена и Ольгу.

— Да, мать постаралась, — киваю я. — А так?

Достаю из кармана старое свое фото, где восемнадцать лет, где моего лица не касался скальпель хирурга.

Михаил Дмитриевич долго рассматривает снимок, потом внимательно смотрит на мое лицо, выискивая хоть какие-то общие черты. Но нет. Ничего не осталась. Мать посторалась.

— Хорошо. Ваша родство может доказать только тест ДНК, вы это понимаете?

— Да! Мне самой интересно кто же я? Хотя могу быть просто дочерью какой-нибудь любовницы отца.

— Мне нравится ваша прямолинейность, Анжелика, — Михаил Дмитриевич улыбается кончиками губ. — Вы честны со мной. Я буду честен с вами. Пока нет доказательств, что вы дочь Снигирева Владлена, я вам рассказывать о родителях ничего не буду.

И он откидывается на спинку кресла. Берет телефон и набирает номер. Затем коротко бросает пару приказов.

— Вы завтракали? — учтиво спрашивает он.

— Нет, я торопилась, — только сейчас понимаю, что и не ужинала. Уже и не помню, когда последний раз ела нормально.

Михаил Дмитриевич звонит, и в комнату входит секретарь.

— Отведите нашу гостью позавтракать, — командует хозяин. — Потом пусть дождется курьера с лаборатории.

Секретарь кивает. Меня ведут по коридорам. Мы спускаемся вниз и оказываемся в просторной столовой. Она вся залита светом, огромные панорамные окна от пола до потолка впускают в нее лучи холодного, низкого, зимнего солнца. Огромный стол в торжественном одеянии. Мне отодвигают стул и дают устроиться. Потом появляется прислуга и быстро накрывает на стол. Тут и пышный омлет, нарезка сыра и ветчины, салат трех видов и пышные ломти свежайшего хлеба. У меня только спросили: Какой кофе предпочитаете? И уже все стояла на столе.

Я была так голодна, что подмела все, что передо мной поставили. Но от добавки отказалась.

Через час появился человек из лаборатории. Мне в рот засунули ершик и долго водили им по щекам. Потом зачем-то выдрали еще клок волос. Все это делалось в перчатках, раскладывалось по пробиркам. Было смешно. Но это надо было сделать.

— Тесты будут готовы через четыре дня, — известил меня секретарь. — Как мы можем с вами связаться?

— Лучше давайте я сама к вам приду, телефон у меня чужой, — стараюсь не вдаваться в подробности. Кто знает Фролова? Я ему пока не доверяю, как и он мне.

Я уже было оделась, чтобы уйти, как в голове проскочила шальная мысль.

— А вы не знаете, где жили Снигиревы здесь в Москве? — спрашиваю у секретаря.

— Сейчас уточню, — кланяется он и исчезает.

Возвращаясь, отдает мне вырванный листок из записной книжки, где каллиграфическим почерком написан адрес.

Ну, что? Теперь попытаемся найти прошлое двух братьев Снигиревых.

Глава девятнадцатая

Ну, здравствуй, моё прошлое!

Не знаю, может и не надо копаться во всем грязном белье моих родственников. Где-то там, глубоко спрятана истина, что же произошло много лет назад. Кто я? И что за наследство такое, из-за которого меня держит на цепи семья Снигиревых.

Я забила в телефоне адрес и выбрала маршрут. Пара остановок на метро, и вот я уже стою перед Сталинской высоткой. При входе фейс-контроль. Никого не пропускают, надо звонить в квартиру, спрашивать разрешения.

И тут в моей голове щелкает. А ведь квартиру могли продать, там уже могут жить совсем другие люди, которые ничего о бывших хозяевах не знают.

Надо искать того, кто здесь прожил много лет. Лавочек перед входом в здание не наблюдается, старушек тоже. Как найти сторожил?

На входе сидит дядька лет так пятидесяти, может он что подскажет. Но тот лишь бурчит, что не дает информации о жильцах. И вдруг за спиной раздается картавый, старческий голос: А вам кого надо, девушка? Оглядываюсь. Позади меня стоит дама лет семидесяти с гулькой на голове, накрашенная и при парадном платье. Этакая Фрекен Бок, но сильно за семьдесят.

— Я ищу Снигиревых, — с интересом смотрю на нее.

— Родственница что ли из деревни? — Фрекен Бок наклонила голову набок, как ворона, и рассматривает меня внимательно своими карими глазами. А глаза, несмотря на ее возраст, не растеряли своей живости и любопытства.

— Нет, не из деревни, родственница, — скупо говорю, так как не знаю всех заморочек, может мой отчим тут что-то натворил, недаром он бежал из Москвы.

— Так здесь теперь тетка Ольги Корсунской живет, а самих-то Снигиревых нет. Старший Владлен давно в сырой земле, а младший из Москвы сбежал, когда его банду отстреливать начали, так ноги и унес, — дама с интересом смотрит на меня.

А я достаю паспорт и показываю ей первую страницу.

— Я падчерица Дмитрия Снигирева, — представляюсь ей. — Вот хотела узнать о своей семье.

— Падчерица, говоришь, — дама поджимает губы. — Тогда спроси у своего отчима, может и расскажет, а может, соврет, ему не привыкать.

Дама поджимает губы и разворачивается, чтобы уйти.

— Он уже ничего не скажет, ему в голову пуля прилетела, — говорю быстро я, чтобы задержать тетку, видно, что ей мой отчим не очень то и нравился.

— Значит, стервеца кара божья настигла, — зло бросает тетка.

— Да, настигла, его застрелила моя мачеха, — при этих словах тетка тормозит, останавливается и внимательно смотрит мне в лицо.

— Ты приемная, что ли?

— Да, Анжелика Снигирева, — и у тетки глаза становятся круглыми, как у совы.

Она стоит молча, пялясь на меня, а потом говорит мне: А ну ка